Гл. 7. Осень растревожила…
Именно так: растревожила мои воспоминанья. Где-то они ещё дышат полной грудью эти самые воспоминания, а здесь, где теперь я шагаю по этой жизни, они всего лишь гости. Замечу, что гостям я всегда рад. Они всегда привносят в мои будни подзабытые запахи и интонации из Прошлого. Порой их бывает столько, что конкретно «сносит крышу». В такие моменты напрочь забываешь, где ты, с кем…
Тут главное не паниковать и не выть на луну от нахлынувшей безнадёги по случаю непонимания кое-чего из Настоящего. Всё это пройдёт, а жить надо будет дальше и снова зализывать старые раны на душе. Интересно, это у всех так или только у меня? Нет, за наказание это я не считаю. Скорее всего – это такое испытание. Без этого видно никак не обойтись. Собственно, если всё подобное отобрать у моей жизни, можно в шесть секунд превратиться в рыбу хватающую ртом воздух на раскалённом песчаном берегу.
И вот опять осень, и в голове на ощупь бродит подзабытый мотив, и губы произносят слова, стараясь правильно их расставить под длительности нот: «Осень растревожила мои воспоминанья и опять, в который раз…» А действительно, в который уже раз? Если все эти воспоминания собрать в одну стопочку, да пронумеровать, может получиться любопытная история для подрастающего поколения. Хотя у них сегодня свои вкусы и привязанности и все мои счастливые билетики – это всего лишь такие маленькие эпизоды, на фоне которых, легко затеряться светлой головушке. Это сейчас я бережно их перебираю в памяти – раньше было не до этого. Сегодня они все как на ладони и нет конца моему удивлению, как всё было сложно тогда и как всё просто сейчас. Уж теперь мне не откреститься и надо поблагодарить своё Прошлое. Всё было, как должно. Спасибо!
И, тем не менее, осень опять окружила меня заботой и после сентябрьского тепла, откуда-то сверху прорвались дожди и серые тона повисли над головой. А мне и это по душе. Эти барабанные дроби капель по стеклу, которые уже не хочется, как в детстве пересчитать все до одной. Просто стою и любуюсь тем, как дождевые струи сбивают с деревьев пожелтевшую листву. Я даже провёл некоторые параллели с тем, как с плеч спадает одежда. Красиво и нет суеты – всё предсказуемо и не надо никаких слов. Они лишние в этот момент здесь и сейчас на моей планете.
Хорошо! Я бы даже несколько усилил настроение: «Классно!» Это от того, что совсем рядом точно так смотрит на дождь ещё один человек. Сейчас это самое главное: дождь – связующее звено с ним, которого мне так не хватало все эти последние пять лет.
Ага, полезли догадки и домыслы. Я вас умоляю: всё гораздо прозаичнее. Вот-вот, ночь сменит день, а потом всё по кругу и неизбежность торкнется в двери реальности, и будут они пить чай, и удивляться тому, как долго шли навстречу друг другу.
Похоже на сказку? Положим, что так. Единственное дополнение: в ней все останутся живы. Можно не сходя с места столько всего придумать на эту тему, но не будем торопить время. Пусть они для начала научатся дорожить мгновениями.
А осень вот она вся нараспашку и прохожие никак не могут поверить в то, что тепло сворачивает свои знамёна: и то там, то здесь мелькают рубашки и блузки с коротким рукавом. И женщины вдогонку сентябрю молотят каблучками об отсыревший асфальт, пряча свои прически под зонты, отдохнувшие за лето.
Эх, и куда летит жизнь? Хочется встать, раскинуть руки и, запрокинув голову к небу,думать обо всём сразу: тут тебе и Прошлое с «чёрными всадниками» в голове, и Настоящее в ожидании новых открытий и Будущее розовыми пяточками, топающее по паркету. Взять бы всё это разом и прижать к себе, прося прощение за себя такого, как есть у всех сразу. А потом просто усадить: и Прошлое, и Настоящее, и Будущее за один стол и под гитару спеть для всех и по отдельности каждому: «Осень растревожила мои воспоминанья и опять, в который раз…»
Вот как нахлынуло – набежало и зацепило по полной программе и уже не знаешь, где ты, с кем…
А за окном с утра пасмурно и не хочется никуда бежать. Где-то на краю света трубач был не в настроении и пустил петуха на высокой ноте. Ничего, это пустяки по сравнению с тем, что его ожидает в ближайшем будущем.
У меня же всё хорошо. Взял лист бумаги. Написал письмо своему Прошлому. Перечитал. Скомкал… Нет, лучше хлебну чаю с Настоящим. Это сейчас важнее. Я ему нужен больше, чем Прошлому.
Идут года, проходят дни
И с ветром в даль летят минуты
И словно радужные сны,
Мгновенья юности забыты.
Забыты прежние мечты,
Забыты радости и горе
И о другом мечтаешь ты,
Встречаешь новые ты зори.
Лишь иногда, как наяву-
Увидишь прежние мгновенья-
Поймаешь давнюю мечту
И захлебнёшься от волненья,
Но вдруг поймёшь, что не вернуть-
Тех дней так радостно манящих
Прошли они уже давно
И не сравнить их с настоящим:
И хоть теперь другая ты,
Другая жизнь, другие взгляды,
Так хочется опять вернуть
Той сладкой юности прохладу!
- Студенческая юность
Еще недавно нам казалось
Что жизни много впереди
Но вот все чаще мы взираем,
А что осталось позади?
Была ли жизнь в сияньи света
Или в туманной мгле была
И можно ли найти ответы-
Все правильно в ней было, да?
И конечно, задумавшись сильно,
Возвращаемся в мыслях туда
Где любили, смеялись и пели
Где в душе бушевала весна.
Вспоминаю и я как когда-то,
В середине застойных времен
Мы толпились близ деканата
Ожидая свой приговор.
И какое же было счастье
В списках студентов увидеть себя
Что отныне студент геофака-
Старания не пропали зря!
Открывая с волненьем двери
Института родного тогда
Мы мечтали, что все у нас выйдет
Будет дружба и радость всегда.
А потом наступили будни,
День за днем понеслись они
Было очень порою трудно,
Но держались мы как могли.
Двойки, тройки, четверки, пятерки
Было все, что греха таить
Нас давили науки крепко
Мы ж никак не хотели зубрить.
А в общаге, в веселом семействе
Скучно не было никогда
Мы дружили, любили, кутили,
А порою и дрались тогда.
Выгоняли нас из общаги
Говорили искать жилье
Трудно было в морозы скитаться
Но держались мы всем на зло!
Золотое то было время
Хоть и трудное, что ж с того
Были молоды мы и красивы
А в крови бродило вино.
Вспоминая те бурные годы
Не жалею я ни о чем
Радостно жить, совсем не значит
Быть примерным всегда и во всем.
Главное, чтобы суметь услышать
Звуки своей душевной струны
Защитить и не дать ей порваться,
Уберечь от фальши и лжи.
В жизни дальнейшей по разным путям
Мы разошлись в суетливых буднях
Ах, как снова хотелось бы нам
В юность свою вернуться!
Мы в юности любуемся закатом
Нас ночь своими тайнами зовёт
А годы всё бегут, бегут куда-то
И с возрастом нам нравится восход.
Быть может, от того так происходит
Что жизнь имеет собственный закат
Хоть мысль о том упорно мы обходим
Хоть память устремляется назад.
Так хочется рассвета вновь дождаться
Проснуться,убедиться,что живём
И просто днём пришедшим наслаждаться
Подаренным судьбою новым днём.
И в ожиданье солнца, упоенно
Храня в душе восторга огонёк,
«Какое чудо!» -думать удивлённо
И верить, что закат ещё далёк.
Юность, словно яблоневый цвет,
Отцвела и быстро улетела.
Сохранился в памяти сонет,
Как любовь её крылом задела.
Проводили время как друзья,
Целовались, для чего, не знали.
И в свои семнадцать лет, любя,
Вечерами звезды лишь считали.
А потом разъехались они,
В разных городах пришлось учиться.
Сердце же скучало по любви,
Не давало ни в кого влюбиться.
Как-то раз, в один из летних дней,
Жизнь свела их на знакомом месте.
Там в любви признался парень ей,
И с тех пор живут всё время вместе.
Годы бегут по траве и по снегу,
Словно по вечному расписанию.
И только одно не подвластно их бегу:
Наши воспоминания.
И в детство, и в юность, и в зной, и в замять,
По первому знаку, из мрака темени,
Ко всем нашим датам домчит нас память,
Быстрей, чем любая машина времени.
Что хочешь - пожалуйста, воскрешай!
И сразу же дни, что давно незримы,
Как станции, словно промчатся мимо,
Ну где только вздумаешь - вылезай!
И есть ли на свете иное средство
Вернуть вдруг веснушчатый твой рассвет,
Чтоб взять и шагнуть тебе снова в детство,
В каких-нибудь шесть или восемь лет?!
И друг, кого, может, и нет на свете,
Восторженным смехом звеня своим,
Кивком на речушку: а ну бежим!
И мчитесь вы к счастью. Вы снова дети!
А вот полуночный упругий свет,
Что жжет тебя, радуясь и ликуя,
Молодость... Первые поцелуи...
Бери же, как россыпь их золотую,
Щедрее, чем память, богатства нет!
А жизнь-это песни и дни печали.
И так уж устроены, видно, мы,
Что радости нами освещены,
Чтоб мы их случайно не пролетали.
А грустные даты и неприятности
Мы мраком закрыли, как маскировкой.
Чтоб меньше было бы вероятностей
Ненужную сделать вдруг остановку.
Но станции счастья (к чему скрывать)
Значительно реже плохих и серых,
Вот почему мы их свыше меры
Стараемся празднично озарять.
Шагая и в зное, и в снежной мгле,
Встречали мы всякие испытания,
И, если б не наши воспоминания,
Как бедно бы жили мы на земле!
Но ты вдруг спросила: - А как же я? -
И в голосе нотки холодной меди:
- Какие же мне ты отвел края?
И где я: на станции или разъезде?
Не надо, не хмурь огорченно бровь
И не смотри потемневшим взглядом.
Ведь ты же не станция. Ты - Любовь.
А значит, все время со мною рядом!
Мы в юности взрослеть спешили, чтобы скорей свободу обрести. И время это мы не так ценили, надеялись, что счастье впереди. Теперь же с грустью вспоминаем давно уже прошедшие года. И с болью в сердце понимаем, что не вернуть их больше НИКОГДА…
Рано или поздно наступает в жизни момент, когда возвращаешься к тому, что любил в юности: старые песни, книги, фильмы, места, фотографии… И радуешься, если все это и сейчас выглядит достойным.
А вы когда просматривайте фотографии своих юных лет, на вас «находят» воспоминания? На меня да! И так жалко, что это уже никогда не повторится и юности своей не вернуть.
- Нашей юности
Может, по понятью молодых,
Мы, кому уже давно за тридцать,
Не умеем уважать «крутых»
И «в натуре» весело «туситься».
Может, по понятью молодых,
Наши годы - прошлого страница.
Может… Но спросила б я у них:
«Ваша юность с нашею сравнится?
Вы смотрели в небо по ночам,
Восхищаясь, как оно искрится?
Вы звезде кричали: «Эй, мадам,
Когда наша встреча состоится?»
Вы читали Пушкина всерьёз,
Находя там «чудное мгновенье»,
И с глазами, мокрыми от слёз
Про Афганистан стихотворенья?
У костра сидели до утра,
Слушая гитарные напевы:
«Капли Датского короля
Пейте, королевы " ?
Может, по понятью молодых,
Юность мы свою не так прожили.
Только на условиях любых
Ни за что б другой не заменили!
В детстве и юности у нас не было компьютеров, мобильных телефонов и интернета. Зато у нас были ДЕТСТВО и ЮНОСТЬ…
В детском садике чуть слышен
Тихий шёпот двух ребят.
О любви - уделе взрослых,
Два ребенка говорят.
- Я люблю тебя так сильно,
Как конфеты и халву,
Можно я тебя тихонько
Поцелую, обниму?
И девчонка, шепелявя,
Отвечает пареньку:
- Я с тобою поцелуюсь,
Но не скажем никому!
И мальчонка неумелый,
Дарит первый поцелуй,
А девчоночка несмело
Тихо шепчет - Не балуй!
В летнем парке под Луною
Парень с девушкой сидят.
О любви большой и чистой
Еле слышно говорят.
- Я люблю тебя, мой милый, -
Шепчет девушка ему -
Без тебя моя отрада,
Спать и есть я не могу!
Его рука скользит к запястью,
И нарушает тишину
Лишь поцелуй и шелест платья
И шёпот: Я тебя люблю…
Зимней ночью снег искрится
За окном ветра поют,
Двум сердцам совсем не спится
В доме, где царит уют.
И мужчина сильный, смелый
Дарит страстный поцелуй.
А в ответ игривый голос
Нежно шепчет: Очаруй!
На завалинке, под вечер,
Бабка с дедкою сидят.
А вокруг, как вихрь смерча,
Бегает толпа внучат,
- Обними меня, ты, бабка!
Подари мне поцелуй!
И в ответ он как когда-то
Слышит шёпот: Не балуй!
Давай забудем, что мы взрослые. Вернёмся в детство хоть разок.
Я снова буду глупой девочкой. Любившей мамин голосок.
Ты нежно вслух читаешь сказки и гладишь волосы мои,
Кладёшь в рюкзак конфеты в садик и даришь ласки мне свои.
Я жду, когда придёшь с работы и спросишь, как мои дела?
И я отвечу:"Всё в порядке. Ведь ты же дома. Ты пришла.»
Я расскажу тебе, что снилось и что я кушала в обед.
Ты рассмеёшься и обнимешь, как будто это детский бред.
Ты говоришь, что я принцесса и где-то ждёт меня мой принц.
Я крашусь яркою помадой и чёрной тушью для ресниц.
Кричу, что я уже готова. Пусть приезжаешь на коне.
Всё это выглядит забавно. Ты подойдёшь опять ко мне.
Сотрёшь и тушь, и всю помаду, уложишь спать меня в кровать.
Ты знаешь, мама, так приятно, тебя с любовью обнимать.
И пусть уже не будет детства. Но ты же вечно молода!
Я верю, искренне, по-детстки, что ты со мною навсегда!
Мы родом из детства… из плюшевых мишек,
из маминых губ и шагов первых шишек,
из папиных плеч и печенья бабули,
и, шедшего с нами за руку, дедули…
Из запахов дома и чувства защиты,
когда слёзы горькие, в раз, и забыты…
Хочу, становясь с каждым годом всё старше,
чтоб это всё помнилось детям и нашим.
Тема: « Обособление согласованных определений».
Цели: 1)закрепить знания уч –ся по данной теме, узнать, когда обособляются
определения, стоящие перед определяемым словом,
2)развивать умения находить обособленные члены предложения, ставить знаки
препинания в предложениях,
3)воспитывать самостоятельность.
Повторение. Словарный диктант.
Давно не кошенный луг, кованая лошадь, брошенный камень, неслыханная дерзость, раненый боец, раненный пулей, прочитанный роман, смышлёный мальчик.
Работа по теме.
Работа по карточкам-тестам
Поставьте «+», если предложение с обособленными определениями,
со знаком «-», если определения не обособляются. ( Знаки не расставлены )
Лаборант геологической экспедиции прятал от дождя образцы минералов, а мы, покрытые брезентом, укладывали инструменты и приборы в длинные легкие ящики.
Мы до леса дошли без труда и остановились на опушке, обращенной к солнцу, изумленные и обрадованные.
Осыпавшиеся с деревьев лепестки душистой черемухи уплывают по тихой воде.
Ветер шевелил молодые листочки, яркие, душистые и клейкие.
Наш берег стал островом спасения и новой родиной для всяких зверей, больших и маленьких.
Поднимавшийся от реки туман постепенно исчезал под лучами солнца.
Ответы: 1+ 2+ 3- 4+ 5+ 6-
2) Записать предложения, найти обособленные определения, указать, чем они выражены.
1. Рожденный в далекие годы под смутною сельской звездой, я русскую нашу природу не хуже люблю, чем другой.
2. В раскрытое окно, выходившее в сторону шахты, видно было движение воинских частей, грузовых машин, покидавших город, колонны эвакуируемых жителей.
3. По небу плыли табунки круглых облаков, изумительно белых, похожих на комочки пены.
4. Без людей нашего времени, полного побед и человеческой теплоты, нет прекрасного ни в цвете морей, ни в ветрах, ни в облаках, ни в полете птиц...
5. Снег, сухой и сыпучий, несся по высветленным стылым рельсам.
3) Выполнить тест (карточки на парте).
1. На месте каких цифр должны стоять запятые в данном ниже предложении?
Город (1) раскинувшийся со всеми своими колокольнями (2) и башнями (3) на правом берегу реки (4) поражал воображение путешественников .
1)1,2 3)1,3
2) 2, 4 4)1,4
2.Какой вариант ответа показывает правильную расстановку запятых в предложен.?
И рыба, и охотник поплыли (1) между камнями (2) ощетинив шимися во все стороны водорослями (3) к углублению в порис той скале.
1)1,3 3)3
2)2,3 4)1,2
3.Какой вариант ответа показывает правильную расстановку запятых в предложен.?
Дубровский(1) тронутый преданностью старого кучера (2) замолчал(З) и предался своим размышлениям.
1, 2, 3 3) 2, 3
1, 2 4) 1, 3
4.На месте каких цифр должны стоять запятые в данном предложении?
Путешественника (1) впервые отправляющегося в центральные районы высокого Тянь-Шаня (2) изумляют прекрасные дороги (3)проложенные в горах (4) и (5) ведущие в разные направления.
1, 2, 3, 4, 5 3) 3, 4, 5
1, 2 4) 1, 2, 3
4) Проверочная работа (по карточкам - на 3 варианта)
Вариант 1
I
1.Лёгкий ветерок суетливый и холодный набегал изредка. 2. Песня жаворонка донесшаяся из туманной дали разбудила в душе грусть. 3.Покрытые инеем они уходили в неясную даль.
II . Выполнение тестов.
определении, выраженном причастным оборотом.
И в девятнадцать лет явил миру сказку,(1) написанную стихами лёгкими,(2) как дыханье,(3) занятными,(4) интересными и взрос лому,(5) и ребенку,(6) сказку о придуманной жизни,(7) но похожую на саму жизнь.
2.Среди предложений 13-15 найдите предложение с обособленным определением. Напишите номер этого предложения.
(13)Пусть он забыл всё на свете, не будет знать классиков литературы, не будет помнить величайшие произведения искус ства, забудет важнейшие исторические события. (14)Но если при этом он сохранит восприимчивость к культурным ценностям, эстетическое чутьё, сможет отличить настоящее произведение ис кусства от грубой штуковины, сделанной только для удивления, если он сможет восхититься красотой природы- вот это и будет интеллигентный человек... (15)Именно такая интеллигентность очень необходима для жизни самого человека и для окружающих его людей.
3. На месте каких цифр должны стоять запятые в данном предложении?
Село (1) раскинувшееся на холме (2) и (3) поражавшее своей красотой (4) производило сильное впечатление.
1, 4 2) 1, 2, 3, 4 3)1 4)1,3
Вариант 2
I . Записать предложения, найти обособленные определения, указать, чем они выражены.
1.Лошадь запряжённая в тарантас стояла под окном. 2.За озером тянется берег Иртыша бурый и угрюмый. 3.Бледный он лежал на полу.
II . Выполнение тестов.
1.В приведённом ниже предложении пронумерованы все запятые. Выпишите цифры, обознача ющие запятые при обособленном определении.
Не такой уж большой я знаток творчества этого замечатель ного нашего музыканта и вообще никакой не меломан, (1) но есть звуки и нити,(2) соединяющие русского человека на русской земле, (3) и они звучат в каждом из нас от рождения,(4) да вот выразить их, (5) донести до моря людского не каждому дано.
2. Среди предложений 27-31 найдите предложение с обособленным определением. Напишите номер этого предложения.
(27)Она не понимала! (28)У Славки отозвалось в душе звуча ние когда-то слышанных и заветных морских слов: «Бриг... брег... регата... фрегат... навигатор...» (29)Это были слова про тайну, связанную с этим лунным морем, про что-то загадочное. (30)А где их разгадка? (31)Мама, вздохнув, повела Славку в библиотеку
Мы (1) вошли в Суглинку (2) чистую и пустынную деревню (3) вымощенную торцами.
1)1,3 2) 1, 2, 3 3) 2, 3 4) 3
Вариант 3
I . Записать предложения, найти обособленные определения, указать, чем они выражены.
1.С моря поднималась туча чёрная и тяжёлая. 2.А ночью растревоженный воспоминаниями я долго не мог уснуть.. 3.Улица ведущая в город была свободна.
II . Выполнение тестов.
1.В приведённых ниже предложениях пронумерованы все запятые. Выпишите цифры, обозна чающие запятые при обособленных определениях.
Мусор накапливается из года в год,(1) образуя «культурный» слой. Под этим слоем начинает меняться жизнь организмов,(2) населя ющих почву,(3) а значит,(4) и естественные процессы,(5) происхо дящие в ней.
2. Среди предложений 3-6 найдите предложение с обособленным определением. Напишите номер этого предложения.
(3)Вот как определен добрый человек в Толковом словаре Владимира Даля: «Дельный, сведущий , умеющий, усердный, исправный». (4)А в более позднем Толково м словаре, вышедшем в свет через восемьдесят лет после далевского п од редакцией Д. Ушакова, сказано так: «То, что хорошо, полезно, приятно ». (5)Следовательно, добрый тот, кто умеет делать хорошо, полезно и приятно. (б)Но таким, как подчеркивает В. Даль, может быть только человек сведущий.
3.В каком варианте ответа правильно указаны все цифры, на месте которых в предложении должны стоять запятые?
Горы (1) поросшие деревьями (2) и уродливо изогнутые норд-остом (3) резкими взмахами подняли свои вершины в синюю пустыню, суровые конях округлились (4) одетые теплой мглой южной ночи.
1) 1,2, 3,4 2) 1,3,4 3)1,2,4 4)3,4
Ответы:
1 вариант
1, 6
2 вариант
2, 3
3 вариант
2, 3, 5
Д/з: упр. 336, принести Теорию
ИЗ ЗАПИСОК БАРМИНА
Незадолго до событий, в которые я оказался вовлечен, меня пригласил на встречу кружок «Юный полярник». Обычно я отказываюсь от такой чести, полагая, что есть более достойные кандидаты, но на сей раз юные энтузиасты доставили меня приводом и, поставив перед собой, потребовали: «Рассказывайте!»
Припертый к стенке, я лепетал что-то насчет того, что ничего особенного со мной не случалось, но потом, не в силах выдержать осуждающих взглядов, разошелся и стал рассказывать. Сначала о том, как мы - начальник станции Семенов, его ближайший друг и заместитель метеоролог Гаранин, врач Бармин, механики Дугин и Филатов прилетели расконсервировать станцию Восток - полюс холода нашей планеты, отпустили самолет и попали в ловушку: дизели, без которых на Востоке нельзя жить, оказались размороженными. Я не скрыл ничего: ни наших бурных споров и взаимных обвинений, ни железной настойчивости, с какой Семенов заставил нас, полумертвых от холода и горной болезни, из двух дизелей монтировать один, ни трагической истории с разбитым аккумулятором - я не назвал лишь фамилии человека, который его уронил…
В жизни еще у меня не было столь благодарных слушателей! Со станции Восток я перенесся на антарктический берег, на Лазарев, где одиннадцать отзимовавших полярников ожидали, когда «Обь» наконец заберет их на борт, а «Обь» никак не могла подойти, и мы, обреченные на вторую зимовку подряд, «одиннадцать рассерженных мужчин», переходили от отчаяния к надежде, от надежды к отчаянию, а когда за нами прилетели две «Аннушки», из которых одна оказалась поврежденной, замерли в ожидании: кому на каком самолете лететь?
А ночью, растревоженный воспоминаниями, я долго ворочался и не мог уснуть. Там, на Востоке, Семенов своим жестоким приказом из двух дизелей монтировать один спас нам жизни. На Лазареве Андрей Гаранин своей единственной правдой - отказаться от полета на одиноком ЛИ-2, поскольку это опасно для жизни экипажа, спас нашу честь. Они всегда дополняли друг друга, Николаич и Андрей Иваныч, они были двое в одном: Семенов - воля коллектива, Гаранин - его совесть…
Я думал о том, что предстоящий мне дрейф будет трудным. Ибо если и есть на свете что-то неизменное, то это непреклонность, раз навсегда сложившаяся уверенность в своих суждениях моего друга Николаича. Не знаю, кем бы он мог стать при ином повороте судьбы, но только не дипломатом, так как на компромиссы не шел и оценок, однажды сделанных, не менял: да - да, нет - нет, а остальное от лукавого. Единственным человеком, которому порой удавалось разубедить Николаича в его непогрешимости, был Андрей Иваныч, его вечный зам, и мне казалось, что теперь, когда его уже почти год с нами нет, Николаичу суждено окаменеть в своей принципиальности. А я хотя и люблю Николаича, но всегда считал, что начальник должен быть помягче и не проявлять однообразной твердости там, где нужна гибкость.
Теперь можете себе представить, как я был приятно удивлен, когда Николаич стал одну за другой сдавать свои позиции! Знай я заранее события, которым суждено произойти в конце зимовки, то сказал бы еще больше, но пока ограничусь этим и забегать вперед не стану.
Сначала, однако, о том, как я здесь оказался. Если бы несколько месяцев назад кто-нибудь поинтересовался, зачем я пошел в этот дрейф, я попросил бы задать вопрос полегче. Узнав, что Свешников уже вызвал Николаича в Институт и долго с ним беседовал, я затих, притворился мертвым и стал ждать. Веня, который проявил невероятную изворотливость и выменял себе однокомнатную квартирку в нашем доме, каждый вечер прибегал за новостями, а их все не было. Николаич не объявлялся, самому звонить рука не поднималась, но шестое чувство подсказывало, что скоро меня выдернут, как картошку, из родной почвы и повезут мерзнуть за тридевять земель. Я кожей чувствовал, что атмосфера сгущается, и в ней, как булгаковский Коровьев, вот-вот появится демон-искуситель, парализует мою волю и потащит к черту на кулички.
Откровенно говоря, я ждал и боялся этого момента. Ждал потому, что по ночам видел айсберги, карабкался на торосы и с криком проваливался в трещины, - пресловутые "белые сны", над которыми полярники не очень искренне посмеиваются и после которых в их глазах появляется нечто такое, что заставляет жен тревожно задумываться: "Уж не намылился ли мой бродяга?" А боялся потому, что жилось и работалось мне хорошо, Нина с годами становилась все милее, а по пятницам я забирал из яслей Сашку; минуту, когда он вползал мне на плечи, закрывал ручонками мои глаза и вопил: "Угадай, кто?" - я не променял бы и на сто профсоюзных собраний.
И вот наконец в трубке послышался знакомый голос. Николаич не интересовался, хочу или не хочу я идти в дрейф, он просто сообщил, что с руководством моей клиники вопрос утрясен и мне надлежит, не теряя времени, приступить к комплектованию будущего медпункта. Не давая мне открыть рта, он сказал, что остановился в гостинице, телефон его такой-то и вечером он ждет моего звонка.
Я собрал семейный совет. Нина прохныкала: "Так я и знала!" - и приложила к глазам платочек. Веня, конечно, побелел от зависти, а Сашок ужасно обрадовался и потребовал привезти медведя - с целевым назначением съесть тетю Риту, которая "только и знает, что ставить людей в угол". Это справедливое требование решило дело, я тут же позвонил Николаичу и дал согласие. Ну, а если серьезно - не мог, не имел я права отказать старому другу. Будь жив Андрей Иваныч - дрейфовать им без меня, это точно (хотя и не знаю, на сколько), а раз Николаич остался один…
Итак, я позвонил и, зная цену своему согласию, пошел на грубый шантаж: одного, без Вени, меня не отпускают, очень опасаются, что я буду переходить Льдину в неположенном месте и забывать чистить зубы. Последовало молчание. Веня, который тщился прочесть на моем лице ответ, нервно закурил. Далее произошел такой разговор:
Он у тебя?
Да, - признался я. - Ты не у нашего великого магнитолога Груздева телепатии обучился?
И после всех своих фокусов он надеется, что я возьму его в экспедицию?
Кто, Груздев?
О Груздеве потом, я говорю о твоем протеже.
Он не надеется, он уверен.
Николаич засмеялся.
В таком случае прочисть ему хорошенько мозги и пусть несет в кадры заявление, я уже договорился.
Пока Веня изображал из себя молодого шимпанзе и прыгал до потолка, я спросил Николаича, что он хочет сказать о Груздеве.
Ничего, кроме того, что он идет с нами.
Груздев?!
Не ори, побереги мои барабанные перепонки. Да, он принял мое предложение.
Твое… предложение? - У меня язык прилип к гортани. - Может, и Пухова ты пригласил?
Угадал, но он, к сожалению, нездоров. Завтра в девять жду в Институте. До встречи.
Вот тебе и непреклонный, окаменевший!.. Нет, душа Николаича неисповедима: пригласить в дрейф Груздева и Пухова, которые попортили ему столько крови и которых еще на Новолазаревской он поклялся никогда с собой не брать!
Что ж, я только порадовался: во-первых, тому, что Николаич, кажется, перестает быть рабом своих категорических оценок, и, во-вторых, тому, что на станции будут Веня и Груздев. Ну, за Веню, положим, я боролся бы до последний капли крови, а вот Груздев - действительно приятный сюрприз. Наверное, снова будет оспаривать каждое мое слово, ловить на противоречиях и вообще не давать скучать. Для души - Николаич и Веня, для светской беседы - Груздев, а работа сама меня найдет, если не медико-хирургическая, то погрузочно-разгрузочная наверняка.
Наша старая зимовочная компания, однако, заметно поредела: никогда мы не увидим незабвенного Андрея Иваныча, затерялся где-то в полтавском раздолье славный Иван Нетудыхата, растворился в эфире один только раз, единственный раз струсивший радист Скориков, вышел из игры нытик, ворчун и великий аэролог Пухов. И все-таки кое-кто из "людей Флинта" на борту бригантины остался: из окна своего домика я вижу радиостанцию, в которой священнодействует Костя Томилин, обещает на ужин блинчики с мясом Валя Горемыкин, а расчищает на тракторе от снега взлетно-посадочную полосу Женька Дугин. Когда он узнал, что вновь оказался с Веней в одной упряжке, то сильно помрачнел, но Николаич заставил их пожать друг другу руки и выкурить "трубку мира" - под угрозой, что не возьмет в дрейф обоих. Впрочем, Дугин над Веней теперь не начальство: старшим механиком Николаич пригласил Кирюшкина, знаменитого в Арктике "дядю Васю", хранителя полярных традиций и бесчисленных фольклорных историй.
А с остальными только знакомлюсь, еще и фунта соли не съедено из положенного пуда: наша Льдина и сотни километров не продрейфовала. Впереди целый год, поживем - увидим.
И все-таки кое о чем, наверное, стоит рассказать.
Когда мы искали Льдину, произошла такая история. Прыгунами в этот раз были Николаич и Дугин. Им даже бурить не пришлось: соскочили, увидели, что снег от лыж влажный, - и бегом в самолет, от греха подальше. А самолет движется, струя от винтов с ног валит, очень неприятная это процедура - догонять. Первым подбежал Женя Дугин, Ковалев втащил его, и оба протянули руки Николаичу. А у двери лежали чехлы для моторов, одна стропа размоталась, повисла и петлей захватила ногу Николаича. Его поволокло за самолетом, Ковалев от неожиданности оцепенел, а Дугин его оттолкнул - он сзади стоял, - прыгнул на лед, вцепился в стропу и на ходу перерезал ее ножом. Ну, а дальше ничего интересного, кроме Вениной фразочки, которая долго нас потешала. Когда Николаича потащило, он довольно сильно ободрал о снег лицо, о чем Веня со свойственным ему изяществом слога информировал начальника: "У вас, Сергей Николаич, сильно исцарапана морда… - и тут же спохватился: - морда лица". Отныне "морда лица" пошла в наш лексикон, но это между прочим.
Первым-то должен был прыгать на выручку Ковалев! Но он не шелохнулся, и Николаич это видел. Наверняка видел, голову на отсечение! Дугина, конечно, он не обнимал и не благодарил - такое у нас не принято, - а только кивнул и прошел в кабину, где я и обработал ему "морду лица". Но мне кажется, что с того дня Женькин кредит у начальника еще больше вырос.
И другая история, которая, с одной стороны, доставила нам немало радости, а с другой - дала пищу для плодотворных размышлений о том, что твердокаменный Николаич стал обнаруживать склонность к диалектике.
На станцию пришел медведь. Не какой-нибудь там зверюга с повадками разбойника, а вполне цивилизованный двухлеток, получивший, видимо, превосходное воспитание: ни на кого не набрасывался, мирно бродил по окрестностям и лишь проявлял живейший интерес к свалке, что неподалеку от камбуза. Но Кореш, Белка и Махно, которые наконец-то получили возможность отработать свой хлеб, грудью встали на защиту свалки: Кореш и Белка набрасывались на Мишку (Махно лаял громче всех, соблюдая дистанцию), хватали "за штаны" и преследовали врага до самых торосов, возвращаясь затем обратно с самым победоносным видом. Мишка же вел себя, как джентльмен: рычал, конечно, угрожающе раскрывал пасть, но даже не пытался отмахнуться от собак лапой, чтобы случайно не нанести им повреждений, он просто с собаками играл. Мы сообразили, что Мишка еще никем не пуганный, обид от людей не имел, от голода не страдает, и понемногу перестали его бояться. Почин сделал Веня - потащил ведро с помоями прямо к Мишке. На всякий случай я Веню страховал с карабином, но из двух возможных лакомств Мишка выбрал помои и отполировал ведро до блеска.
И начались представления! Отныне Мишка оказался в центре внимания: с ним фотографировались, кормили его чуть ли не из рук, создали "Клуб похлопавших медведя по спине", тихо воровали на камбузе сгущенку, варенье - словом, избаловали медведя, как болонку. Теперь уже Мишка не уходил ночевать в торосы, а спокойно храпел на принадлежавшей ему свалке в двух шагах от камбуза, и если в первые дни его все-таки почтительно обходили стороной, то потом запросто шли мимо, чуть ли не наступая ему на лапы.
Ну, а Николаич? Все думали, он станет Мишкиным врагом: как-никак начальник отвечает за жизнь подчиненных, а медведь, даже самый воспитанный, в любой момент может услышать зов предков и полакомиться первым же встречным зевакой, независимо от его ученой степени, получаемой зарплаты и должности. В первые дни Николаич действительно крыл нас за потерю бдительности и по нескольку раз в день отгонял Мишку, стреляя в него - вернее, мимо него - из ракетницы. Но Мишка быстро усвоил, что ракеты не причиняют ему никакого вреда, воспринял это как новую игру и весело гонялся за ними, стараясь поддеть лапой и полюбоваться фейерверком. Мы смертельно боялись, что Николаич использует свое законное право и пристрелит Мишку, но когда в один прекрасный день, явившись на завтрак, Николаич выглянул в окно и спросил: "Почему медведь не кормлен?" - мы поняли, что отныне Мишка может чувствовать себя в полной безопасности.
Наши собаки бродили растерянные, они ничего не понимали. Что произошло с людьми, какая муха их укусила? Ведь даже неграмотному псу совершенно ясно, медведь - враг, его нужно гнать и уничтожать, стирать с лица земли! Собаки перестали к нам ласкаться. Они были унижены, они явно ревновали! Мы смеялись и плакали над выходкой Кореша. Едва прибыв на станцию, он выбрал своей резиденцией домик Груздева, спал под его дверью, ел из миски, которую ставил Груздев, и чувствовал себя при деле. Но с появлением Мишки именно Груздев стал ближайшим его приятелем-кормильцем, было забавно смотреть, как они подолгу беседовали: Груздев стоял рядом и что-то рассказывал, а Мишка внимательно слушал и в знак согласия мотал головой. И Кореш не простил такой измены: взял в зубы миску, демонстративно вынес ее из домика Груздева и перебрался к аэрологам.
И вот однажды, отдыхая после разгрузки самолетов, мы услышали хлопок ракетницы, за ним громкий вопль и выбежали из домиков. Я никогда раньше не видел раненого медведя и был поражен тем, что стонет он совершенно как человек: "Ой-ой-ой!" Просто за сердце хватало, будто ребенок, да он и был двухлетним ребенком, наш Мишка. А теперь он с ревом убегал, кто-то, наверное, сильно обжег его ракетой. Груздев и Веня бросились следом, обнаружили беднягу далеко за торосами с залитой кровью мордой, но Мишка их не подпустил: он отныне человеку не верил!
Начался розыск: кто стрелял? Подозреваемые наотрез и с негодованием отказывались, свидетелей не нашлось, и хотя ребята кипели, дело пришлось прикрыть. Веня, правда, "катил бочку" на аэролога Осокина и долго шумел, клялся и божился, что, кроме него, в Мишку никто бы не посмел выстрелить, но Венину интуицию сочли доказательством малоубедительным, тем более что с первого же дня он Осокина невзлюбил и дерзил ему на каждом шагу. Причину я знал и считал ее вздорной, но дурь из горячей Вениной головы выбить никак не мог. Веню вообще добреньким не назовешь, но человеку, которого он невзлюбит, лучше иметь врагом сорвавшуюся с цепи голодную овчарку.
Так мы остались без Мишки. Николаич утешал ребят, говорил, что рано или поздно в медведе обязательно проснулась бы агрессивность и его пришлось бы пристрелить; вероятно, так могло случиться, но утешением это было слабым. К тому же я хорошо знал, что случай с Мишкой произвел на Николаича впечатление куда большее, чем он показывал, не только потому, что ему по-человечески было жаль Мишку, но и потому, что вообще любил зверье и не доверял людям, которые относятся к нему скверно. Николаич был убежден, что человек, способный просто так, ради осознания своей силы ударить, причинить боль животному, в чем-то ущербен и, следовательно, опасен для небольшого коллектива, в жизни которого каждая мелочь приобретает колоссальную важность. И если большинство из нас просто жалело Мишку - и все, то Николаич терзался, мучился сознанием, что на станции скрытно живет человек с червоточинкой и он, начальник, никак не может того человека распознать…
И последнее.
Вчера наш радист Костя Томилин сам для себя принял радиограмму: умерла мать. А завтра утром - последний борт, полеты кончаются. Значит, нужно немедленно искать замену - кого придется, кто сможет в течение суток порвать на материке все узы и прилететь на станцию. А Костя последним бортом вылетит на похороны и вернется в лучшем случае в октябре, когда начнется осенний завоз.
Дело было поздним вечером. Шурик Соболев, второй радист, позвонил Николаичу, тот прибежал на радиостанцию и долго сидел с безутешным Костей. "Ничего не поделаешь, - сказал он, - лети, дружок. Кого-нибудь найдем". Костя упаковал чемоданы и пришел ко мне.
Достань бутылочку.
Я достал. Спиртное хранится в медпункте, без разрешения начальника у меня его не выпросишь - впервые я нарушил это правило. Обычно на запах алкоголя люди слетаются, как мухи, но на сей раз никто прийти не осмелился, да я и не пустил бы никого. Костя пил стопку за стопкой.
Знаешь. Саша, она в блокаду пайку свою мне отдавала. - Костя кривился, сжимал кулаки. - Неужто я, подлец…
Понимаю, Костя, понимаю.
Она… - Костино лицо исказилось, - ночами не спала, когда я болел. В декабре грипп был у меня, под сорок температура. Жена дрыхла без задних ног, а мать от постели не отходила… из ложечки поила… Неужто я, подлец…
Не беспокойся, Николаич уже договорился, из Тикси радист готовится.
Еще! - потребовал Костя.
Может, хватит?
Нет, не хватит, давай.
Я терпеть не могу пьяных, особенно тех, кто перегрузится и лезет целоваться. С такими я порой бываю груб и уж, во всяком случае, не отвечаю на их идиотские нежности. Но сейчас, не задумываясь, достал еще бутылку.
Зови Николаича.
Он только заснул. Сам знаешь, какая сейчас работа, пусть отдохнет.
Зови! - Костя заметно хмелел.
Я позвонил Николаичу, разбудил его, он тут же пришел. Костя налил и ему, Николаич выпил.
Значит, будет сменщик?
Будет, дружок, не беспокойся.
Хороший?
Степан Ворончук, Костя.
Степан? - В осоловелых глазах Кости появилось осмысленное выражение. - Он ничего. Только знаешь что, Николаич?
Вместо антенны он на крышу не встанет!
Николаич промолчал. Я взглянул на него и понял: да, Степан Ворончук вместо антенны на крышу не встанет.
Ты ведь знал ее, Николаич, - проговорил Костя. - Давай еще по одной: за упокой. И ты, док, себе налей.
Мы выпили.
Знаешь, почему я реву, Николаич? Я тебе только одному… и тебе, док, вам двоим скажу: потому что я подлец. Ты погоди, не трепыхайся, я подлец - и все… Почему, почему… завтра я тебе скажу почему… Когда самолет, завтра? Нет, тогда послезавтра скажу.
Послезавтра ты будешь в Ленинграде, - напомнил Николаич.
Не буду я в Ленинграде. - Костя медленно поднялся, напялил на голову шапку и направился к двери. - Потому и подлец…
Мы долго молчали, а потом Николаич сказал:
Саша, если я когда-нибудь случайно обижу Костю, повышу на него голос, напомни одно слово: "антенна".
Мне хочется снова дрожаний качели,
В той липовой роще, в деревне родной,
Где утром фиалки во мгле голубели,
Где мысли робели так странно весной.
Мне хочется снова быть кротким и нежным,
Быть снова ребенком, хотя бы в другом,
Но только б упиться бездонным, безбрежным,
В раю белоснежном, в раю голубом.
И, если любил я безумные ласки,
Я к ним остываю, совсем навсегда,
Мне нравится вечер, и детские глазки,
И тихие сказки, и снова звезда.
Константин Бальмонт
Я тебя не вспоминаю,
Для чего мне вспоминать?
Это только то, что знаю,
Только то, что можно знать.
Край земли. Полоска дыма
Тянет в небо, не спеша.
Одинока, нелюдима
Вьется ласточкой душа.
Край земли. За синим краем
Вечности пустая гладь.
То, чего мы не узнаем,
То, чего не надо знать.
Если я скажу, что знаю,
Ты поверишь. Я солгу.
Я тебя не вспоминаю,
Не хочу и не могу.
Но люблю тебя, как прежде,
Может быть, еще нежней,
Бессердечней, безнадежней
В пустоте, в тумане дней.
Георгий Иванов
Помни меня, помни меня
Мыслями хоть обнимай –
В лунной ночи, в зареве дня.
Только меня вспоминай..
Не набирай.. Не навещай
Не порывайся – вернуть.
Вечно любить не обещай.
Только, прошу, не забудь..
Там вдалеке, чутко храня
В сердце – покуда стучит.
Помни меня, помни меня
Только об этом молчи..
© Аня Тет
Соберу осколки своей памяти
В единую картину прошлого.
Просмотрю свои воспоминания,
Окунусь в забытое и брошенное.
Закричу, расплачусь неожиданно,
Захочу вернуть уже прошедшее.
А потом от слёз убитая,
Буду радоваться вновь нашедшему.
Обретая силы и желание,
Вспоминая всё, что было сделано,
Не позволю к себе сострадания,
До конца пойду, я очень смелая!
И не сшить уже былое нитками,
И не выбросить его из памяти.
Посмотрю на солнце с бликами,
Окунусь опять в воспоминания…
© Анна Шарова
Даже не день, не месяц, а годы…
Тебя — как кожу с себя — сдирала,
Прося у Бога ежедневно — свободы.
Это как вырвать без наркоза сердце.
Его вроде нет, тогда почему болит?
И где это чертово слово — "легче",
Оно словно не ко мне, а от меня бежит.
Это как похороненной быть — заживо.
Чувство безысходности в приоритете.
Опять учиться жить и дышать заново..
И кто вот за это, скажи, в ответе??
А ты знаешь как я тебя забывала?
Бессонным ночам потерявши счёт.
Сидела и сердце свое — зашивала,
Надеясь, что когда-нибудь заживет.
© Кристина Кузнецова
А помнишь? Я была в том чёрном платье…
Ты взглядом по нему вверх-вниз блуждал…
А помнишь? Заключил меня в объятья
И в первый раз тогда поцеловал.
И с первым этим нашим поцелуем,
Я для себя мгновенно поняла,
О да… С тобой ещё мы потанцуем…
Ты наглостью приворожил меня.
А помнишь? Ты тогда сказал — "годится"
И называл меня по имени цветка.
Ты говорил — "смотри, чтоб не влюбиться",
Над мыслью этой посмеялась я.
Вот только не смешно уже обоим,
Я здесь ещё, а ты же где-то там,
Издалека мы друг на друга смотрим,
Ты не рассчитывал влюбиться сам…
Но так бывает — ты не ждёшь, оно приходит,
А обстоятельства мешают вместе быть.
До нас, увы, так медленно доходит -
Как оказалось, можем мы любить.
А помнишь? Знаю, помнишь… Не забудешь
То время, что мы вместе провели.
И чтобы там не говорили люди,
Цвели сады и пели соловьи!
© Светлана Лыбашева
Ты меня вспоминай иногда,
Только с радостью в сердце, с улыбкой,
Я тебе не хотела зла,
Моя страсть к тебе была ошибкой.
Мне казалось, что кроме тебя,
Больше мне ничего и не надо.
Эх, какая безумная я.
Чтобы сойти с ума только от взгляда.
Не держи на меня обид,
Я тобой тогда светилась,
Ну, подумаешь, была влюблена,
Ну, подумаешь, не сложилось.
Вспоминай меня иногда,
Как тебе настроенье дарила,
И случайно встретив меня,
Улыбнись, не проходи мимо.
© Татьяна Яцишина
Нет теперь ни шороха, ни звука,
Сердце — безнадежная калека.
Это очень сложная наука —
Забывать родного человека.
Где-то ходим,
Чем-то сердце студим,
Ищем сказку не в своей судьбе.
Лет с двенадцати пошел по людям
И в конце концов
Пришел к себе.
И всего на свете интересней
Стало то,
Что было от сохи…
Здравствуйте, покинутые песни!
Здравствуйте, забытые стихи!
Василий Федоров
Обещаю не искать тебя меж городами,
Спустя года не наводить справок.
И сколько бы я не пыталась утопить свою память,
Она, черт возьми, умеет плавать.
Ты вспомнил все. Остыла пыль дороги.
А у ноги хлопочут муравьи,
И это — тоже мир, один из многих,
Его не тронут горести твои.
Как разгадать, о чем бормочет воздух!
Зачем закат заночевал в листве!
И если вечером взглянуть на звезды,
Как разыскать себя в густой траве!
Илья Эренбург
Очень трудно забыть тебя,
Очень сложно, но я сумею..
Образ твой в голове храня,
Я надеюсь, я жду, я верю.
Смоет дождь все следы твои,
В моей памяти станет пусто..
Я прощу должникам долги,
А тебе, ту игру над чувством.
Борис Рыжий
Где обрывается память, начинается старая фильма,
играет старая музыка какую-то дребедень.
Дождь прошел в парке отдыха, и не передать, как сильно
благоухает сирень в этот весенний день.
Сесть на трамвай 10-й, выйти, пройти под аркой
сталинской: все как было, было давным-давно.
Здесь меня брали за руку, тут поднимали на руки,
в открытом кинотеатре показывали кино.
Про те же самые чувства показывало искусство,
про этот самый парк отдыха, про мальчика на руках.
И бесконечность прошлого, высвеченного тускло,
очень мешает грядущему обрести размах.
От ностальгии или сдуру и спьяну можно
подняться превыше сосен, до самого неба на
колесе обозренья, но понять невозможно:
то ли войны еще не было, то ли была война.
Всё в черно-белом цвете, ходят с мамами дети,
плохой репродуктор что-то победоносно поет.
Как долго я жил на свете, как переносил все эти
сердцебиенья, слезы, и даже наоборот.
Светлана Кекова
Вспомни осени платье сиротское,
дальних сопок предзимний наряд
и ревущее море Охотское -
страшный сон нереид и наяд.
Вспомни детские наши скитания,
дай ответ потрясённой душе,
посвяти ей роман воспитания
в духе Гофмана и Бомарше.
Видишь - вновь муравьиною ротою
в словаре маршируют слова,
поживиться ночною охотою
хочет птица Афины - сова.
Только спряталась жалкая литера -
буква тайная тайных имён,
жалят грешников пчёлы Юпитера
и преследует их Махаон.
Сколько тайны любви ни разгадывай,
не уйдёшь от страданий и слёз…
И поэтому спи, не разглядывай
крылья бабочек, птиц и стрекоз.
Забываю тебя под унылые песни дождей,
Замерзая в промозглости долгих осенних ненастий…
Забываю твой голос и нежность улыбки твоей,
Разрываю в душе о тебе свою память на части…
Убегаю от мыслей о тёплых объятьях твоих
И блуждаю в слепой непроглядности серых туманов,
Где не видно небес и лишь слышен унылый мотив
Старых скрипок ветров, что звучат так фальшиво-устало…
Забываю тебя… Тёмной тканью бессонных ночей
Закрываю все окна, чтоб не было видно далёко
Отражения тусклого, еле-горящих свечей,
Что стоят в изголовье надежды, уме"ршей до срока…
Забываю, сжигая в сознании крепким вином
Все мечты о тебе, превращая их в прошлого пепел,
И в ладони его собираю свои, чтоб потом
Беспощадно развеять, как призрачный дым, на рассвете…
Забываю тебя…
© Ольга Лепехова
Сергей Есенин
Я помню, любимая, помню
Сиянье твоих волос…
Не радостно и не легко мне
Покинуть тебя привелось.
Я помню осенние ночи,
Березовый шорох теней…
Пусть дни тогда были короче,
Луна нам светила длинней.
Я помню, ты мне говорила:
«Пройдут голубые года,
И ты позабудешь, мой милый,
С другою меня навсегда».
Сегодня цветущая липа
Напомнила чувствам опять,
Как нежно тогда я сыпал
Цветы на кудрявую прядь.
И сердце, остыть не готовясь
И грустно другую любя,
Как будто любимую повесть
С другой вспоминает тебя.
Самою любимою ты была моею.
Я шептал тебя во сне, я с тобой вставал,
Я за красками ходил в жёлтую аллею
И в морозы на стекле звуки рисовал.
Просинь отражалась в зеркале оконном,
Выцветал от ожиданья лес.
Осень свой обряд вершила по законам,
Не суля событий и чудес.
А той ночью я бродил по пустому городу,
Собирая паузы да осколки дня,
А ветра до петухов всё играли с вороном
Да случайно с листьями принесли тебя.
Помнишь, плыли на пододеяльник листья
С запахами будущей пурги.
Помнишь, я читал тебе их, словно письма,
По прожилкам лиственной руки.
Есть начало и конец у любой истории.
Нас несёт в фантазии завтрашнего дня.
Снятся мне по-прежнему светлые мелодии,
Только не встречается лучше, чем твоя.
