30.06.2019

Петр Смирнов Национальная идентичность, национальный характер и национальный менталитет: понятия и факторы формирования. Влияние факторов дифференциальной социализации на формирование гендерной идентичности личности


Нередко проблемы с этнической идентичностью возникают у индивида уже в детстве, в процессе ее формирования. И чаще всего с ними сталкиваются члены этнических меньшинств.

Мальчик, чьи родители переехали в Москву из Узбекистана еще до его рождения, живет в окружении русских, говорит по-русски не только со сверстниками, но и в семье, и не замечает, что чем-то отличается от своих друзей. Но в школе из-за азиатского имени и смуглого цвета кожи он может получить обидное прозвище чучмек. Позднее, многое осмыслив, на вопрос: «Кто ты по национальности?» подросток может ответить: «Узбек», - но его ответ может быть и не столь однозначным.

Девочка из семьи русских иммигрантов в США очень быстро начинает свободно говорить по-английски, хорошо учится и служит переводчиком для старших членов семьи. Она все больше времени проводит со своими американскими друзьями и гордится, что она американка. Но девочка взрослеет, и ей хочется каким-то образом проявить свою индивидуальность. Она находит такую возможность в демонстрации своей культурной отличительности, «русскости», подчеркивании того, что она «русская американка».

Чтобы попытаться ответить на вопрос, принадлежащими к какому этносу могут воспринимать себя эти дети и к какой группе их приписывают окружающие, необходимо проанализировать общие закономерности формирования этнической идентичности.

В процессе своего становления этническая идентичность проходит ряд этапов, соотносимых с этапами психического развития ребенка. Одну из первых концепций развития у ребенка осознания принадлежности к национальной группе предложил Ж. Пиаже. В исследовании 1951 г. он проанализировал - как две стороны одного процесса - формирование понятия «родина» и образов «других стран» и «иностранцев». Развитие этнической идентичности швейцарский ученый рассматривает как создание когнитивных моделей, связанных с понятием «родина», а этнические чувства, по его мнению, являются своего рода ответом на знания об этнических явлениях. Пиаже выделяет три этапа в формировании этнической идентичности:
1) в 6-7 лет ребенок приобретает первые - фрагментарные и несистематичные - знания о своей этнической принадлежности. В этом возрасте наиболее значимыми для него являются семья и непосредственное социальное окружение, а не страна и этническая группа;
2) в 8-9 лет ребенок уже четко идентифицирует себя со своей этнической группой, выдвигает основания идентификации - национальность родителей, место проживания, родной язык. Просыпаются национальные чувства;
3) в младшем подростковом возрасте (10-11 лет) этническая идентичность формируется в полном объеме, в качестве особенностей разных народов ребенок отмечает уникальность истории, специфику традиционной бытовой культуры. Интервьюируемые Пиаже дети, которые пришли к осознанию когнитивных моделей, связанных с понятием «родина», даже приводили политико-идеологические аргументы, иллюстрирующие их патриотические чувства (Piaget, Weil, 1951).

К настоящему времени во всем мире проведено большое количество исследований, в которых уточняются и конкретизируются возрастные границы и содержание этапов развития этнической идентичности. Первые проблески диффузной идентификации с этнической группой большинство авторов обнаруживает у детей 3-4 лет, есть даже данные о первичном восприятии ярких внешних различий - цвета кожи, волос - детьми до трех лет. Но практически все психологи согласны с Пиаже в том, что реализованной этнической идентичности ребенок достигает в подростковом возрасте, когда рефлексия себя имеет для человека первостепенное значение. Доказательства этого мы обнаруживаем и в отечественной психологии. Так, И.А. Снежкова, анализируя развитие этнической идентичности у украинских детей, выявила, что представления детей 6-10 лет о своей национальности отличаются нестабильностью и изменчивостью, а в 11-14 лет дети приводят убедительные мотивы ее выбора (Снежкова, 1982).

На последовательных этапах развития этнической идентичности формируется как этническое самоназвание, так и этническая осведомленность, включающая в себя знания о своей и чужой группах. Существует представление, что этнический ярлык, получаемый ребенком на начальных стадиях формирования его представлений о себе от ближайшего социального окружения, первоначально никак не соотносится с его этнической осведомленностью. Ребенок, рожденный в русской, еврейской или татарской семье, будет называть себя русским, евреем или татарином задолго до осознания своей этнической принадлежности (Баклушинский, Орлова, 1998).

Однако результаты эмпирических исследований со всей очевидностью свидетельствуют, что способность стабильно давать себе правильное этническое самоназвание неизбежно связана с ростом этнической осведомленности о групповых различиях. В исследовании О.Л. Романовой пяти-шестилетние и даже более старшие дети не всегда правильно называли собственную национальность, национальность родителей, не могли установить логическую связь между такими фактами, как национальность родителей, страна проживания, язык общения, собственная национальность. И только подростки со сформировавшейся системой представлений об этнических явлениях, четко идентифицировавшие себя с этнической общностью на основе значительного набора этнодифференцирующих признаков, стабильно присваивали себе соответствующее самоназвание (Романова, 1994).

Этническая осведомленность возрастает с опытом, получением новой информации и развитием когнитивных способностей. Первоначально она основывается на очевидных показателях - внешности, языке, элементах материальной культуры (еде, одежде), обычаях. Постепенно повышается способность ребенка воспринимать, описывать, интерпретировать этнические признаки. Он включает в их комплекс все новые элементы - общность предков, общность исторической судьбы, религию. В исследовании развития этнической идентичности, проведенном О.Л. Романовой в Беларуси, высказывания дошкольников о различиях между этническими группами были достаточно аморфны: «Люди там живут по-другому, не так, как мы». Разные понятия - житель города, гражданин республики, член этнической общности - оказались для них равнозначными. И только в младшем школьном возрасте наблюдался значительный рост этнических знаний, не простое повторение, а систематизация информации, полученной от взрослых. А подростки делали еще более четкие и конкретные замечания о существующих между народами различиях культуры, исторических судеб, политического устройства и т.п. (Романова, 1994).

Споры о том, в каком возрасте дети начинают осознавать те или иные конкретные черты своего сходства с членами одной из этнических групп и своего отличия от других групп, не имеют смысла, так как на этот процесс большое влияние оказывает социальный контекст. Общей закономерностью можно считать лишь то, что развитие представлений об этнической принадлежности идет от осознания внешнего, лежащего на поверхности сходства членов этнической общности, к осознанию более глубинного единства. Например, Д. Чепели, исследовавший изменения в понимании своей групповой принадлежности у венгерских школьников, обнаружил, что первоначально в их сознании возникают когнитивные элементы, отражающие объективные характеристики - национальность родителей, место рождения, затем - связанные с коммуникацией - родным языком, пониманием друг друга. Позже дети проявляют осведомленность о собственной стране: величине территории, природных условиях, благосостоянии населения, и, наконец, - о политическом устройстве общества (Csepeli, 1988).

В последние годы особое внимание исследователей привлек еще один аспект формирования этнической идентичности - появление у индивида чувства неизменности и устойчивости этнических характеристик - этническая константность (Осатро, Bernal, Knight, 1993). Как свидетельствуют полученные эмпирические данные, формирование этнической константности протекает аналогично процессам усвоения постоянства половых и расовых признаков: сознательное отнесение себя к определенному этносу и использование этнических ярлыков происходит раньше, чем ребенок начинает осознавать константность этнических характеристик. Более того, К. Окампо, М. Бернал и П. Найт - сторонники теории когнитивного развития Пиаже - подчеркивают, что этнические константы, утверждаясь в сознании индивида в подростковом возрасте, завершают собой как формирование этнической идентичности, так и процесс поэтапного осознания неизменности основных психосоциальных характеристик. Иными словами, наблюдается четкая временная последовательность формирования трех основных констант. Осознание неизменности половых характеристик наступает в 2-2,5 года, расовых - в 8-9 лет, а этнических, в процессе которого необходимо использование сложных механизмов социокультурной идентификации и межпоколенной передачи информации, - не ранее 12-13 лет.

Когнитивный компонент этнической идентичности отвечает за способность ребенка структурировать информацию об этнических характеристиках. Но дети пытаются давать этническим группам оценки, хотя и достаточно примитивные.

Среди современных исследователей нет единства в вопросе о последовательности возникновения когнитивного и аффективного компонентов идентичности. Одни авторы, вслед за Пиаже, считают, что этнические предпочтения формируются только на основе достаточно значительных этнических знаний в подростковом возрасте. Но в других исследованиях было обнаружено, что детские предпочтения этнических групп не всегда коррелируют с информированностью о них, предубеждения могут предшествовать какому-либо знанию, хотя и в этом случае они становятся более дифференцированными и интегрированными с возрастом. Так, британские социальные психологи обнаружили, что предпочтение детьми 6-7 лет чужих этнических общностей не коррелирует с имеющейся у них информацией об этих группах (Vaughan, 1987).

Но становятся ли этнические аттитюды более позитивными или негативными? Есть данные, что более старшие дети показывают себя менее предубежденными, но вполне возможно, что они просто знают социально желательные ответы. По другим данным, если аттитюды (позитивные или негативные) сформировались, именно эта их направленность сохраняется в дальнейшем.

Но какие бы вопросы ни оставались спорными, совершенно очевидно, что в процессе развития у ребенка этнической: идентичности она проходит ряд этапов от диффузной до реализованной, а результатом этого процесса является формирование в подростковом возрасте эмоционально-оценочного осознания принадлежности к этнической общности.

Американская исследовательница Дж. Финни представила модель стадиального формирования этнической идентичности (Phinney, 1993). По ее мнению, психологи подробно проанализировали развитие зачатков этнического сознания у детей и много внимания уделяли этнической идентичности взрослых, в то время как подростковый период, когда формируется основное содержание этнической самоидентификации, исследован совершенно недостаточно.

В модели Финни становление этнической идентичности подростка, происходящее по мере исследования реальности и принятия им решений относительно роли этничности в его жизни, рассматривается как процесс, сходный с развитием личностной идентичности. В своих изысканиях Финни базируется на теории идентичности Э. Эриксона и ее операционализации канадским психологом Дж. Марсиа, который выделил четыре стадии процесса формирования идентичности (Marcia, 1980).

Первая стадия, соответствующая двум стадиям эгоидентичности по Марсиа - диффузии и предрешению - и названная Финни непроверенной идентичностью, характеризуется безразличием к исследованию идентичности, отсутствием интереса к проблемам этнических корней и членства в этнической группе. На ней находятся младшие подростки, а также взрослые, не имеющие проблем с этнической идентичностью. Представители меньшинств с непроверенной идентичностью часто демонстрируют приверженность культуре высокостатусной группы большинства, однако такое предпочтение не является универсальным. Первой стадии соответствуют два подвида идентичности: 1) диффузная, когда индивиды просто не интересуются своей этнической принадлежностью и не задумываются о ней; 2) предварительная, когда индивиды принимают (всасывают) позитивные этнические аттитюды родителей и других взрослых и поэтому не проявляют предпочтения по отношению к группе большинства.

Вторая стадия - поиски этнической идентичности (мораторий) - характеризуется исследованием своей идентичности, стремлением понять значение этничности в собственной жизни, что имеет сходство со стадией моратория, описанного Марсиа2. Собственный опыт, значимые события в жизни этнической группы могут стимулировать этническое пробуждение. Правда, большинство подростков-испытуемых Финни кроме случаев дискриминации и оскорблений по национальному признаку не смогли назвать особого события, заставившего их по-новому взглянуть на свое этническое происхождение. Как считает американская исследовательница, событие становится таковым, лишь всплывая в памяти людей после того, как они прошли этап моратория.

Происходящий на второй стадии интенсивный процесс - погружения в культуру своего народа осуществляется через, такие виды деятельности, как чтение, беседы, посещение этнографических музеев и активное участие в событиях культурной жизни. Для некоторых опрошенных Финни подростков все это сопровождалось трудностями при попытках соединить в своем сознании необходимость быть американцем и оставаться хранителем этнического наследия или даже отказом от ценностей доминантной в обществе культуры.

Финни полагает, что в результате разрешения кризиса этнической идентичности подростки приходят к более глубокому пониманию и оценке своей этничности. Для третьей стадии - реализованной этнической идентичности - характерно ясное, четкое и устойчивое ощущение незыблемости своих этнических особенностей, привязанность к этнической культуре и этнической общности. Это стадия реализованного этнического «Я», разрешившего противоречия своего роста. Исследовательница совершенно уверена, что третья стадия этнической идентичности совпадает с достижением вполне определенной личностной идентичности: ее «респонденты, обладавшие наиболее ясным чувством «Я» в терминах личной, идентичности, одновременно были наиболее уверены в своей этнической принадлежности и ее значении для жизни» (Phinfiuy, 1993, p. 73).

Достигнутый в подростковом возрасте этнический статус чаще всего остается неизменным на протяжении всей жизни человека. И все-таки этническая идентичность не статичное, а динамичное образование, ее становление часто не завершается в отрочестве. Как подчеркивает Финни: «Процесс не обязательно заканчивается с достижением этнической идентичности, он может продолжаться в новых циклах, которые включают дальнейшее исследование или переосмысление роли или значения собственной этничности» (Phinпеу, 1990, р. 503).

Во-первых, толкать взрослого человека на переосмысление роли этнической принадлежности, приводить к трансформации этнической идентичности могут бесчисленные обстоятельства индивидуальной судьбы. После накопления фактов рыхлое этническое сознание часто становится более устойчивым и даже может меняться, как это произошло с жителем Мийска, католиком, родившимся в пограничной с Польшей Брестской области. Он «числился поляком и считал себя поляком. В 35 лет поехал в Польшу. Там убедился, что с поляками объединяет его религия, а в остальном он белорус. С этого времени осознает себя белорусом» (Каимчук, 1990. - С. 95).

Социальный контекст может привести и к изменению степени благоприятности этнической идентичности. Так, писатель Василий Аксенов в романе «Негатив положительного героя» описывает, как его этническая идентичность, вернее, ее еврейская часть изменила окраску на земле обетованной: «Желтая звезда гетто, символ юдоли, вызывала судорогу униженности, подъем сострадания, стыд бессилия, и только Израиль сменил ее цвет на непреклонность голубого с белым (Аксенов, 1996. - С. 142).

Во-вторых, происходящие в обществе значимые события, прежде всего глобальные изменения в социально-политической сфере и связанные с ними изменения в межэтнических отношениях, могут способствовать интенсификации этнической идентичности целого народа. Ярким примером этого является рост этнической идентичности титульных этносов независимых государств, образовавшихся на руинах советской империи. В этом случае осознание принадлежности, с одной стороны, к этнической общности, а с другой, к государству дополняют и усиливают друг друга. Так, в исследованиях, проведенных в 1990-1996 гг. в Беларуси и в Литве, у групп большинства была обнаружена «глубоко политизированная позитивная этническая идентичность, тесно связанная с чувством Родины и гражданской принадлежности» (Науменко, 1997. - С. 81).

В этой ситуации этническая идентичность пробудилась и у многих русских жителей бывших союзных республик, но это, как уже отмечалось, сопровождалось ростом негативных чувств, связанных с этнической принадлежностью, а также обостренным восприятием дискриминации и увеличением культурной дистанции с титульным этносом1. Т.е. проявился синдром навязанной этничности, который «означает, что этническая принадлежность человека, против его собственнойи и желания, становится чересчур значимой характеристики его бытия и сознания, начинает определять его место в обществе, комплекс прав и обязанностей, а в его самоидентификации выходит на одно из первых мест» (Лебедева, 1997 б. - С. 106).

Но даже у детей последовательность стадий развития этнической идентичности и их временные границы не являются универсальными для всех индивидов, народов и социальных ситуаций. Так, Финни не скрывает, что вопрос о том, образуют ли стадии предложенной ей модели жесткую последовательность, остается пока открытым. На формирование и проявление этнической идентичности индивидов влияет целый ряд факторов, обусловленных особенностями их социального окружения (как ближайшего, так и более широкого), этнических групп, к которым они принадлежат, и межгрупповых отношений.

Среди самых существенных факторов, влияющих на формирование этнической идентичности, психологи выделяют: 1) особенности этнической социализации в семье, школе и ближайшем социальном окружении; 2) особенности этноконтактной среды, прежде всего ее гетерогенность/гомогенность; 3) статусные отношения между этническими группами.

Американские психологи под руководством Дж. Найта в серии эмпирических исследований выявляли зависимость особенностей этнической идентичности детей мексиканского происхождения от практики семейного воспитания (Knight et al., 1993). Ими была обнаружена связь между наличием этнической социализации детей в семье (преобладанием родного языка как средства внутрисемейного общения, соблюдением обычаев, обрядов и праздников, наличием в доме традиционных для Мексики предметов быта, бесед на темы истории родного народа и этнической гордости) и содержанием их этнической идентичности. Дети, проходившие этническую социализацию в семье, быстрее и точнее ориентировались в перечне этнических ярлыков, более осознанно и адекватно относили себя к этнической общности, чаще пользовались испанским языком.

Еще одна область изучения влияния ближайшего окружения на этническую идентичность - анализ особенностей самоидентификации детей из национально-смешанных семей. Выходец из такой семьи может чувствовать недостаточность одного самоопределения, так как ощущает себя представителем двух групп, но может и игнорировать этническую принадлежность одного из родителей. Для него возможна и еще одна стратегия самоидентификации: выбор третьей национальности. Так, в исследовании В.П. Левкович и Л.Д. Кузмицкайте часть подростков, обучавшихся в русской школе, считали себя русскими, хотя не только их родители, но и ближайшие предки не были представителями русской национальности (Левкович, Кузмицкайте, 1992). Иными словами, язык обучения становится существенным фактором, влияющим на этническую идентичность в смешанных семьях, где процесс ее формирования у детей более сложен, чем в семьях однонациональных.

В качестве особенности этнической идентичности у подростков из национально-смешанных браков отмечается ее большая аффективная нагрузка по сравнению со сверстниками из однонациональных браков. Так, Е.М. Галкина подчеркивает, что если для выходцев из однонациональных семей этническая идентичность - это реакция на события внешней жизни, то для подростков из национально-смешанных семей это также часть их внутреннего мира. Она не всегда осознается ими, а иногда, вызывая определенный дискомфорт, даже подавляется, отодвигается на подсознательный уровень (Галкина, 1993).

В уже упомянутом исследовании Левкович и Кузмицкайте было выявлено, что среди факторов, влияющих на выбор подростками из национально-смешанных семей национальности, значительную роль играет уровень авторитета родителей: 64,3% респондентов выбрали национальность наиболее авторитетного из родителей. Однако на выбор национальности влияла и более широкая социальная среда: у 17,5% респондентов выбор был основан на принадлежности родителя к более многочисленной этнической группе.

И во многих других исследованиях выявлена зависимость выбора подростками национальности от этнокультурной специфики среды, от особенностей протекания этнических процессов в регионе. Так, в советское время в Киеве в украинско-русских семьях осознавали себя украинцами более 60%, в Минске в белорусско-русских семьях осознавали себя белорусами около 40%, а в Чебоксарах в чувашско-русских семьях осознавали себя чувашами 2,2% подростков.

Безусловно, особенности этноконтактной среды оказывают влияние на формирование и трансформации этнической идентичности не только у выходцев из национально-смешанных семей. Значимо прежде всего то, живет ли человек в полиэтнической или моноэтнической среде и какова плотность этнического окружения. Ситуация межэтнического общения дает человеку больше возможностей для приобретения знаний об особенностях своей и других этнических групп, способствует развитию межэтнического понимания и формированию коммуникативных навыков. Свою этническую принадлежность раньше осознает русский ребенок, живущий в многонациональной Москве, чем житель отдаленной деревни в Архангельской области.

Различия в степени выраженности этнической идентичности обнаружены и у детей, живущих в разных гетерогенных средах. Когда этот показатель сравнивался у русских в Беларуси и Казахстане, то выяснилось, что этническая идентичность сильнее выражена у тех, кто живет в культурной среде, значительно отличающейся от собственной (в Казахстане). А для детей, живущих в Беларуси, культура народа которой близка к прусской, осознание этнической идентичности не является жизненно важной проблемой (Романова, 1994).

Итак, этническая идентичность более четко осознается, а знания о различиях между группами раньше приобретаются, «если социализация ребенка проходит в широкой полиэтнической среде. Но временные границы формирования этнической идентичности и точность знаний о своей принадлежности к определенной этнической общности во многом зависят и от того, к какой группе ребенок принадлежит - группе большинства или группе меньшинства. Исследования показали, что члены этнического большинства могут даже не задумываться о «своей этнической принадлежности, тогда как для членов этнических меньшинств идентификация оказывается как минимум вынужденной, а связанные с ней проблемы попадают в разряд жизненно важных.

Иными словами, на определение собственной этничности оказывает влияние осознание статуса этнической группы в социальной структуре общества. Так, в условиях США для тех, кто отличен физически (цветом кожи, чертами внешности) или чья культура явно отличается от культуры доминантной группы, вопрос часто заключается не в том, использовать ли этническое название или нет, а в том - какой термин принять. Например, потомки иммигрантов из Мексики могут называть себя мексиканскими американцами, латиноамериканцами, испанцами или никакое и таким образом демонстрировать свой желаемый облик в глазах большинства, так как перечисленные ярлыки имеют разные оттенки и несут в себе большой эмоциональный заряд.

Британскими социальными психологами Г. Ягодой и С. Томпсон было выявлено, что в Шотландии у детей пакистанских иммигрантов представления об этнических группах складываются раньше, чем у детей шотландцев, являющихся группой этнического большинства. Дети из группы меньшинства неизбежно оказываются осведомленными о доминантной культуре как через средства массовой коммуникации, так и через личные контакты. А их сверстники из группы большинства могут вообще не обладать знаниями о пакистанской культуре, если они не имеют соседей этой национальности. Шотландцы реже признают, что между культурами существуют различия в нормах, ценностях и стереотипах поведения, так как общаются в основном внутри своей группы, и даже их контакты с национальными меньшинствами протекают в контексте доминирования норм культуры большинства.

Следует только иметь в виду, что формированию четкой этнической идентичности членов групп меньшинства способствует не только гетерогенность широкого социального окружения, а значит, возможность межгрупповых сравнений, но и гомогенность ближайшего социального окружения. Так, в исследовании С.А. Баклушинского и Н.Г. Орловой было обнаружено, что в ближайшем социальном окружении московских еврейских подростков со сформированной этнической идентичностью доминировали носители родной этнической культуры, а носителей русской культуры (культуры большинства) было относительно немного и/или их значимость была относительно низкой (Баклушинский, Орлова, 1998).

Но даже если члены группы меньшинства обладают знаниями о различиях между двумя народами и культурами, это вовсе не означает, что они предпочитают свою группу и признают свою принадлежность к ней. Так, пакистанские дети в упомянутом исследовании отдавали предпочтение шотландским именам и внешности, характерной для группы большинства.

В многочисленных исследованиях развития этнической идентичности, проводившихся в США, Великобритании, Новой Зеландии и других странах, дошкольникам предъявлялся набор кукол или картинок, изображающих людей разных национальностей и предлагалось выбрать те, которые им больше всего нравятся и которые больше похожи на них самих, и дети из групп большинства в своих ответах практически единодушно проявляли предпочтение своей группы, то дети из групп меньшинств часто выбирали «неправильные» стимулы, например черные дети выбирали белых кукол, причем не только как самых красивых, но и как похожих на них самих. Так, в исследовании, проведенном в 50-е гг. в США, 92% белых и только 26% афроамериканцев 3,5-5,5 лет сделали правильный выбор (Левкович, Панкова, 1973).

Выявленная тенденция отражает раннюю осведомленность и о существовании определенной социальной структуры, о том, что в обществе одни группы оцениваются выше, чем другие. Но остается не до конца ясным, проявляют ли в выборе кукол маленькие дети с еще не сформировавшейся идентичностью желание принадлежать к группе с более высоким статусом, либо действительно воспринимают себя ее членами, т.е. -выбирают ложную идентичность.

Ho в любом случае с возрастом и развитием этнической идентичности у членов этнических меньшинств обычно проходит сдвиг к внутригрупповой ориентации. В процессе социализации, когда новому поколению передаются нормы и ценности этнокультурной среды, ребенок приобретает все новые знания о межэтнических различиях и более четко определяет свою принадлежность к определенной группе. В результате каждый новый член общества оказывается «приписанным» к той или иной этнической группе.

Несмотря на это, социально желательная высокостатусная группа большинства может оставаться для ребенка референтной (эталонной). А приписывание вовсе не обязательно оказывается пожизненным. Если первоначально дети учатся у других, к какой группе они принадлежат, и приобретают предписанный обществом этнический статус, то уже в подростковом возрасте к человеку приходит осознание того, что у него есть весьма существенная, по словам Э. Эриксона (1996 б), свобода активного выбора, идентифицировать ли себя с группой, членом которой его воспринимают другие, или с группой доминантного большинства. Так, при исследовании американских подростков мексиканского происхождения выяснилось, что если одни сохраняют язык и обычаи своих родителей осознают себя испаноязычными американцами, то другие перестают говорить по-испански и воспринимают себя белыми англоязычными американцами. Впрочем, в случае неблагоприятного межгруппового сравнения члены этнических меньшинств при определении этнической идентичности имеют еще более широкий выбор стратегий.

И.А. Акимова Кандидат философских наук, доцент, зав. кафедрой социологии и культурологии, МГТУ им. Н.Э. Баумана
Журнал «Сервис Plus », №1 за 2009 год

Средства массовой информации (СМИ), или масс-медиа, очень быстро превращаются в реальную власть в политической, социальной и духовной сферах. Обладая специфическими возможностями влияния, СМИ воздействуют на общественное мнение и личностное мировоззрение, а в силу своей всеобщности и всеохватности способны формировать облик каждого нового поколения. Расширение влияния и рост возможностей СМИ усугубляют и так уже осложненный кризисным состоянием современного общества процесс формирования социокультурной идентичности личности.

В последние десятилетия одной из важнейших проблем формирования личности является проблема формирования ее идентичности. Это нашло свое отражение в появившихся за последнее время многочисленных исследованиях не только психологических наук (которые традиционно занимались этой темой), но также социологии и культурологии.

Одной из значимых характеристик современного общества является расширение технологических возможностей и сферы влияния средств массовой информации (коммуникации). Внедрение информационных технологий в современном постиндустриальном обществе вызвало широкий интерес к месту и роли СМИ в формировании общественного мнения как на уровне общности, группы, так и на уровне личности.

Некоторые ученые говорят о современности как об эпохе «медиакратии», власти средств массовой информации. Информационная революция превратила средства массовой информации в виртуальную «четвертую» ветвь власти, влияние которой на общество и личность часто оказывается несравненно большим, чем влияние других социальных институтов. Власть СМИ распространяется практически на все сферы общества в большей или меньшей степени. Наиболее ярко это проявляется в политической и социальной сферах, а также в сфере духовной жизни, и даже личная жизнь человека не остается без внимания СМИ. Революция в области коммуникаций и информации предопределила смену мировоззрения. СМИ не только отражают действительность, но и интерпретируют, и конструируют ее согласно своим интересам или интересам группы лиц, ее контролирующих — «медиакратов».

Массовая информация по своей сути — информация социальная. Она имеет широкую аудиторию, рассредоточенную во времени и пространстве, и распространяется с помощью технических средств. Массовая информация отражает общественные процессы и имеет свою цель — управление обществом или его подсистемами через управление людьми. Массовые коммуникации в силу своей всеобщности и всеохватности способны формировать облик каждого нового поколения.

В соответствии с техникой и технологией передачи информации выделяют ее главные средства: прессу, радио, телевидение. Особо можно выделить Интернет — открытую информационную среду социальных коммуникаций. Хотя СМИ не являются единственным источником наших знаний об окружающем мире, но на наши представления о мире масс-медиа влияют намного больше, чем мы можем себе представить.

Само слово media («посредник») навевает мысли, что СМИ являются связующим звеном между публикой и некоей объективной реальностью, на самом деле существующей где-то в этом мире. СМИ отражают или создают новую реальность? Конечно, в значительной мере они отражают то, что происходит вокруг. Однако СМИ проявляют изобретательность и избирательность в отношении того, что и как рассказать нам о происходящих в мире событиях (навязывание повестки дня), а мы затем принимаем эти интерпретации, которые становятся частью наших представлений и нашего опыта. СМИ «создают» мир, который затем становится реальностью. Благодаря своему продолжительному воздействию на сознание людей, СМИ становятся источником наших знаний о мире и нашей роли в нем.

В обыденном сознании средства массовой коммуникации часто ассоциируются исключительно с развлечением и как таковые рассматриваются как нечто второстепенное в жизни большинства людей. Это явная недооценка степени их влияния на нашу жизнь. Массовые коммуникации также связаны со многими другими (кроме развлечения) аспектами нашей социальной деятельности. Такие средства массовой коммуникации, как газеты, телевидение, Интернет оказывают широкое влияние на нашу жизнь и общественное мнение. Это происходит не только потому, что они определенным образом влияют на наши воззрения, но и потому, что они являются средством доступа к знанию, от которого зависят многие аспекты нашей социальной и духовной жизни.

Как показывают исследования ВЦИОМ 2005-2006 гг., россияне, достаточно критически относящиеся к большинству институтов власти и общества, в качестве главных своих авторитетов называют президента России и СМИ. СМИ в целом как институт общества стабильно занимают второе место, одобрение их деятельности колеблется в устойчивых пределах 53-55%. За последние годы ситуация мало изменилась.

Молодые и материально обеспеченные граждане доверяют СМИ значительно больше, чем пожилые и бедные. Новый средний класс ориентирован на позитивную, оптимистическую информацию, на развлекательные передачи, а не серьезную аналитику, на современную массовую культуру. Нынешние СМИ полностью соответствуют данному запросу.

Существует мнение, что молодежь сегодня не смотрит телевидение — все «ушли» в Интернет. Это неверно. По данным ВЦИОМ (вышеназванное исследование) Интернет является пока не самым популярным источником информации в России. Из него предпочитает получать информацию лишь каждый десятый россиянин. Однако в крупных городах и для молодой аудитории роль Интернета как источника информации становится достаточно заметной. Интернетом как основным источником сведений пользуются 21% москвичей и петербуржцев, 9-12% респондентов из других городов и 3% сельских жителей. В настоящее время в связи с реализацией государственной программы информатизации средних школ число молодых пользователей увеличилось.

Как уже было отмечено выше, СМИ задают модели культуры, поведения, модели отношений к явлениям социальной жизни, нередко имеющих мало общего с действительностью. СМИ как проводники массовой культуры стали определяющим образом влиять на формирование ценностных установок, стиля и образа жизни населения, особенно молодежи. Это очень важный фактор формирования социокультурной идентичности как индивидуальной, так и коллективной (групповой). Степень доверия людей к медийным персонажам достаточно высока и позволяет идентифицировать себя с ними.

Что ждет индивид от СМИ? Он ждет подтверждения и расширения своих взглядов на окружающую его реальность, ее возможности и опасности; приобретения определенных навыков и знаний, способных помочь в его жизнедеятельности; найти образцы подражания, возможности наметить социально предпочтительную линию поведения и действовать на основе полученной информации, развлечься и отдохнуть от собственных проблем. СМИ готовы предоставить индивиду эту возможность, т.к. с точки зрения общества именно это и является функцией СМИ. Основной функцией массовой информации является обеспечение взаимосвязи между обществом (или общностями), с индивидами и социальными группами путем распространения информации о фактах, явлениях, событиях и социокультурных ценностях общества.

Таким образом, СМИ должны решать следующие задачи: создание и поддержание общей картины мира и картины мира отдельной общности и/или группы, передача от поколения к поколению ценностей культуры данного общества, а также дать возможность отвлечься от трудностей социального бытия путем введения развлекательной информации.

Современные средства массовой коммуникации и в политической, и в социальной, и в духовной сферах становятся действенным и гибким инструментом манипулирования как общественным сознанием, так и сознанием отдельного индивида. Информационные технологии позволяют одну и ту же информацию оформлять и представлять таким образом, что она может вызвать как позитивную, так и негативную эмоциональную реакцию, следствием чего могут быть нарушения нормального психологического состояния человека, группы, общества. Невозможно требовать защиты от «направленных» информационных воздействий СМИ, но следует понимать, что существует реальная угроза «психологического инфицирования» не только отдельного человека, но и всего человечества. Особенно актуально это в отношении молодого поколения. Оно еще не обладает достаточным уровнем образования и жизненным опытом, чтобы «фильтровать» информацию, которую им предоставляют СМИ. СМИ становятся одним из авторитетных агентов социализации молодого поколения.

Одним из важнейших итогов социализации является обретение социокультурной идентичности. Социокультурная идентичность — это динамическое состояние поиска согласия относительно оценок собственного поведения у членов группы или сообщества и принадлежности к определенной культуре. Идентификационный механизм — это, прежде всего, оценка действующих обстоятельств жизни или конкретной ситуации, ставших для молодого человека проблематичными, неопределенными или неизвестными. Он соотносит их с некоторыми идеальными представлениями, задающими образ поведения должного или желаемого, возможного или уже происшедшего.

Обретение идентичности молодым человеком осложнено не только манипулятивными технологиями СМИ, но и всей социокультурной ситуацией, сложившейся в современном обществе.

В современном многополярном и мультикультурном мире поиски личностью своей идентичности становятся самым актуальным требованием выживания и адаптации к этому быстро меняющемуся миру, требованием, определяющим складывающуюся систему ценностей.

В жизни современного российского общества происходят кардинальные изменения, связанные с влиянием постиндустриальной трансформации практических всех сфер жизнедеятельности. Россия вступила на путь развития постиндустриального, информационного общества, и все негативные последствия этого пути, который развитые западные страны ощутили раньше, мы можем наблюдать сейчас. Постиндустриальная трансформация общества перестраивает и личностное содержание современного человека. «Было бы глупо полагать, что фундаментально изменившиеся материальные условия жизни не затрагивают личность, или, точнее, социальный характер. Изменяя глубинные структуры общества, мы также изменяем людей» .

В ситуации, когда на протяжении жизни даже одного поколения окружающий мир меняется очень быстро, казавшиеся ранее незыблемыми системы ценностей разрушаются, представления о смысле жизни и месте человека в социуме не разделяют даже близкие по возрасту поколения, не говоря уже о поколениях старших («отцы и дети»), проблема обретения идентичности стала если не самой важной, то одной из важнейших.

Современная социальная жизнь предоставляет человеку множество статусно-ролевых возможностей, которые он пытается реализовать в своей частной, повседневной жизни. Попытки реализации не всегда приводят к проявлению новой устойчивой идентичности. Современная жизнь постоянно вносит свои коррективы в «правила игры», не всегда человек успевает адаптироваться к новым условиям. Неврозы, депрессии, деструктивное поведение — спутники жизни современного человека.

Человек — существо коллективное, но современный мир разрушает тягу к коллективизму как родовому свойству индивида. Постоянно растет стремление к индивидуализации личности, она уходит от векового «мы» к обретению персонального, подлинного личностного «Я».

И соответственно, человек становится все более автономен по отношению к своей социальной среде, ее жизненным ориентирам и нормативам и, следовательно, все более не зависим от них. «Супериндустриализм требует и создает не стандартного «массового человека», но отличающихся друг от друга людей, индивидуалов, а не роботов» .

Резко падает зависимость личности от «предписанных» особенностями и условиями рождения статусных характеристик — имущественного и классового положения, пола, местожительства, конфессии и др. Резко возрастает значимость лично приобретаемых в ходе социализации и, особенно, последующей ресоциализации статусных позиций. Повышается релятивность идентификационных процессов, приобретаемые позиции также оказываются весьма относительными и ротационными. Но не все индивиды отстраняются от общества и «уходят в себя». Значительная часть все-таки весьма активна, но это активность особого рода, которая настораживает. За последнее время в современном мире наблюдается взрывной рост эгоистического индивидуализма, «эгоцентризма», что порождает негативные по своему содержанию и последствиям явления. Причем, по мнению западных исследователей, весомый вклад в эту «эгоизацию» общества вносит сегодня уже не только растущее влияние рыночных отношений в социальной сфере, но и успехи информационных технологий. Они вносят свой очевидный вклад в новую социальную ситуацию (одиночество), порождая новое интерактивное одиночество. Оно складывается на фоне повышенной включенности индивида в виртуальный мир Интернетпространства, где живые социальные контакты заменяются контактами виртуальными.

«В динамическом мире принципиально невозможна стабильная социальная идентичность... Наступает эпоха нормализации неустойчивых социально-идентификационных состояний личности. И процесс этот следует принимать как социальный факт» .

Вместе с быстрыми и часто негативными изменениями в мире и обществе, расширением влияния и ростом возможностей средств массовой коммуникации человек чувствует неустойчивость своего существования. Кризис общества приводит к кризису идентичности.

Особенностью современного мира, часто оцениваемого как его кризисное состояние, является, как отмечает З. Бауман, уязвимость и ненадежность современных условий жизни. Это комбинация личностных переживаний «ненадежности (работы, имеющихся прав и средств к существованию), неуверенности (в их сохранении и будущей стабильности) и отсутствия безопасности (собственного тела, своего «Я» и их продолжений: имущества, соседей, всего сообщества)» .

Постоянно пытаясь приспособиться к этим быстрым изменениям, молодой человек чувствует потребность постоянно выстраивать свою идентичность, восстановить ощущение своего «Я». Но обретение идентичности в новых условиях не является законченным процессом, этого недостаточно для жизни в этом быстро меняющемся обществе, и человек снова и снова пытается найти свое место в мире.

Таким образом, роль СМИ очень неоднозначна. С одной стороны, они открывают перед человеком широкие возможности приобщения к мировой информационной картине, опыт человека расширяется в глобальном масштабе. Никогда еще человеку не была доступна информация такого широкого уровня. С другой стороны, налицо способность СМИ конструировать новую фрагментарную реальность, подчас очень далекую от истинной, создавая иллюзию участия и сопричастности к событиям и явлениям в мире и обществе. Это приводит к тому, что человек начинает мифологически (по Г. Маклюэну) воспринимать мир. Но миф способен и обогатить духовный мир человека, и разрушить его. Мифология массового потребительства, эгоизма, космополитизма и развлечений, агрессивно насаждаемая СМИ, разрушает духовный мир личности.

Через средства массовой коммуникации индивид проникается иллюзией собственной просвещенности и исключительности. Фрагментарность предлагаемой реальности порождает «лоскутную» и неустойчивую идентичность. Если до середины XX века еще можно было говорить о некой «моноидентичности» (хотя и достаточно условно), то сегодня — о «полиидентичности», но «полиидентичности» весьма неустойчивой, «лоскутной». Потеря стабильности, устойчивости бытия — диагноз нашего времени. Сегодня уже нельзя оставаться таким, каким ты был вчера, а завтра принесет тебе новые изменения, к которым ты, возможно, еще не готов. И прежде восторженное восхищение техническими возможностями СМИ сменяется пессимистическими прогнозами на будущее человека как свободно мыслящего существа.

Литература

1. Бауман З. Текучая современность. СПб., 2008.

2. Данилова Е.Г., Ядов В.А. Нестабильная социальная идентичность как норма современного общества. // Социологические исследования. 2004. № 10.

3. Тоффлер Э. Третья волна. М., 1999.

4. Тоффлер А. Футуршок. СПб., 1997.

1.2 Источники и факторы, влияющие на формирование полоролевой идентичности

Многие исследователи считают, что в основе формирования половой идентичности лежит биологически заданный пол, но формирование психологического пола является результатом воздействия на личность социальных условий и культурных традиций общества. Таким образом, половая идентичность – это фенотип, сплав врожденного и приобретенного. Данное положение отражено на схеме Петерсона и Мейлора, в которой показаны факторы и механизмы формирования половой идентичности:


Факторы

Биологические Социокультурные Индивидуальные

Учитывая это, следует отметить, что в семье в процессе интериоризации и идентификации происходит усвоение гендерных ролей общества, соответствующих доминирующему гендерному порядку. Особая роль отводится матери как ведущему агенту гендерной социализации. В дошкольном возрасте в детском саду, где воспитание специально организованно для поддержания доминирующего гендерного порядка, является активным трансляторам жестких социальных стереотипов. Становление гендерной идентичности происходит в условиях социализации с акцентом на производство доминирующей гендерной культуры, поэтому следует говорить не столько о стихийном развитии гендерной идентичности, сколько о ее социально- культурном формировании.

В обыденном сознании распространено представление о том, что полоролевая принадлежность индивида «дана» ему чисто биологически. Это и точка зрения психоаналитиков, сторонников фрейдизма. Их теория идентификации подчеркивает роль эмоций и подражания. Ученые это направления полагают, что ребенок бессознательно имитирует поведение представителей своего пола, прежде всего – родителей, место которых он хочет занять. Психоаналитики отстаивают ту позицию, согласно которой личность только тогда развивается полноценно, когда не нарушается половая идентификация. Возникновение половой идентификации объясняется различными теориями, которые подчас отличаются друг от друга в большей степени названиями, чем своей сутью.

Сторонники социального научения считают, что половая идентичность возникает лишь после того, как ребенок усвоил типичное для того или иного пола поведения. Когнитивисты же отстаивают точку зрения, что сначала ребенок усваивает половую идентичность, а затем научается вести себя соответственно полу. Этот спор представляется надуманным, так как очевидно. Что формирование половой идентичности происходит не одномоментно. Это длительный процесс, в котором имеет место и идентификация как спонтанное подражание, и научения как результат целенаправленного со стороны взрослых воспитания у ребенка половой роли. Констатируя, все выше сказанное можно говорить о том, что психологи предпочитают употреблять термин «гендер». Подчеркивает тем самым, что многие различия между мужчинами и женщинами создаются культурой, тогда как слово «пол» подразумевает, что все различия являются прямым следствием биологического пола. Кроме, того, слово «гендер» позволяет в некоторых случаях добиться большей ясности.

До указывала, что слово «пол» следует использовать для описания демографических категорий. Однако когда делаются умозаключения о природе мужественности или женственности, она рекомендует принять слово «гендр».

Унгер отметила, что определение пола обычно включает в себя черты, непосредственно обусловленные биологическим полом, тогда как гендер подразумевает те аспекты мужского и женского, причины возникновения которых еще не известны. Проблема в том, говорит она, что причинно-следственная связь не всегда очевидна и может быть вызвана как биологическими, так и социальными факторами. Вопрос терминологии еще не разрешен учеными, поэтому у авторов принято с самого начала определять свой выбор.

Особенно возрос интерес к проблеме полоролевой идентификации, и обострилась полемика между представителями различных направлений в последние годы. Учитывая это, следует рассмотреть, как понимают представители отдельных теорий механизмы полоролевой идентификации, особенности формирования полоролевых предпочтений и некоторых «секстипичных» личностных характеристик, а также влияние на процесс полоролевого развития личности таких факторов, как семья и группа сверстников.

Рассмотрим механизмы полоролевой идентификации, начнем с традиционной психологической концепции З. Фрейда, как известно, приписывает основную роль в половой дифференциации биологическим фактором и считает основным ее механизмом идентификации ребенка с родителями. Эта концепция весь процесс развития личности, в котором она основное внимание уделяла формированию поведения и представлений, обусловленных полом, связывала с сексуальной сферой. Традиционный психоанализ признает, что мужская и женская модели диаметрального противоположны по своим качествам, и если для типичного мужского поведения характерны активность, агрессивность, решительность, стремление к соревнованию и достижению, способности к творческой деятельности, рассудочность, то для женского – пассивность, нерешительность, зависимое поведение, а также большая эмоциональность и социальная не уравновешенность. З. Фрейд полагал, что личность тогда развивается гармонично, полноценно, когда она следует вышеописанным моделям, когда не нарушается ее половая идентификация.

Как отмечают многие исследователи, современный психоанализ очень не однороден: существует целый комплекс психоаналитических теорий, касающихся природы мужественности и женственности, отдельные положения которых можно встретить у представителей других ориентаций. Наиболее распространенные среди психоаналитических теорий – фаллоцентрическая и гиноцентрическая; первая признает на начальной стадии половой идентификации мужскую ориентацию для детей обоего пола, вторая считает ранней и основой идентификацией, как для девочек, так и для мальчиков – женскую.

Теория социального научения и близкая к ней теория моделирования, рассматривает механизмы формирования психологического пола и полоролевых стереотипов, модифицировали основной принцип бихевиоризма – принцип обуславливания. Представители этих теорий считают, что в развитии полоролевого поведения все зависит от родительских моделей, которым ребенок старается подражать, и от подкреплений, которые дают поведению ребенка родители.

Теория когнитивного развития утверждает, что хотя положительное и отрицательное подкрепления, идущего от взрослого, и идентификация с ним действительно играет определенную роль в половой социализации ребенка, но главное в ней – это познавательная информация, которую ребенок получает от взрослого, а также понимание им своей половой принадлежности и того, что это свойство необратимо.

Представители новой психологии пола, считают, что основную роль в формирование психологического пола и половой роли играет социальное ожидание общества, которые возникают в соответствие с конкретной социально- культурной матрицей и находят свое отражение в процессе воспитания Дж. Стоккард и М. Джонсон опираясь на основные положения теории социальных ожиданий, выдвигает важное утверждение о том, что пол биологический, т.е. пол врожденный, может лишь помочь определить потенциальное поведение человека, а главное – пол психологический, социальный, который усваивается прижизненно и на формирование которого оказывают больше влияние расово, классовые, этнические вариации половых ролей и соответствующие им социальные ожидания.

Своеобразной революцией, произошедшей в психологии половых ролей, и возникновению «новой психологии пола», способствовало, три фундаментальных исследования, выводы которых отвергают основные положения традиционной теории. Это работы: 1) Е. Маккоби и К. Джекли; 2)Дж. Мани и А. Эрхарда; 3) С. Бем, доказавшая несостоятельность противопоставления традиционной психологии маскулинности и феминности.

Е. Маккоби и К. Джекли проанализировав 1600 исследований психологических половых различий, пришли к выводу, что, по существу, нет фундаментальных врожденных различий в психологических особенностях мужчин и женщин во многих областях, где раньше эти различия признавались; те же различия которые имеются у маленьких детей, по крайней мере, не достаточны, чтобы обосновать традиционное неравенство половых социальных ролей.

В исследованиях Дж. Мани и А. Эрхарда, где изучались, с одной стороны, анатомо-физиологические индикаторы, а с другой – фактор приписывания индивидом себя к тому или другому полу, показала, что если у большинства детей этот фактор и анатомо-физиологические индикаторы имели прямую корреляцию, то даже для детей, имеющих анатомо-физиологические задатки обоих полов, решающим в полоролевом развитии являлось отнесение себя к мужскому или женскому полу.

По мнению С. Бем и ее коллег, в противоположность традиционной психологии о том, что мужчины и женщины, чтобы быть приспособленными в жизни, должны иметь традиционно установленные соответствующие полу характеристики, показали малую приспособленность индивидов, обладающих только такими характеристиками; наиболее приспособленным к жизни оказался андрогеннный тип, имеющий черты того и другого пола и самый распространенный.

Поведение является одним из важных факторов, связывающих ребенка с окружающей действительностью, оказывающих влияние на формирование и развитие социальных качеств личности.

Три десятилетия назад родители и учителя советовали прилагать усилия к тому, чтобы дети усвоили характерное для своего пола поведение к моменту поступления в школу. Как их убеждали, не справившихся с этой задачей детей могли ожидать в дальнейшем серьезные проблемы, связанные с психологической дезадаптацией.

Однако в настоящее время в психологической литературе берет вверх иная точка зрения, сводящаяся к тому, что однозначный упор на маскулиность и феминость в моделях поведения ограничивает эмоциональное и интеллектуальное развитие как мужчин, так и женщин.

Исходя из этого, усвоение социального опыта происходит через взаимодействие ребенок-взрослый, в котором каждый оказывает влияние и модифицирует поведение другого. Ребенок постоянно наблюдает, имитирует и моделирует отношения, поведения и деятельности окружающих его взрослых.

В период дошкольного детства ребенок стремиться к одобрению, завоеванию любви, уважения и доверия к себе. Средством решения этой задачи является освоение социальных норм, помощь взрослым, попытки включиться в те виды деятельности, которыми занимаются взрослые. Так появляются мамины помощницы, маленькие подмастерья.

Именно в рамках этих видов деятельности происходит первичная половая идентификация детей. Одни виды их активности соответствующие полу, поощряются и одобряются взрослыми, а другие противоречащие представления о том, что могут и должны делать мальчики или девочки, вызывают насмешки или порицания.

Учитывая, это до 2-3 лет большинство мальчиков пробуют надевать мамины туфли, играть с ее косметическими принадлежностями, красить ногти лаком. Однако когда завершается процесс гендерной идентификации и мальчики достигают гендерной константности, они начинают понимать, что все эти занятия предназначены для девочек. Еще до школы дети проявляют знания о гендерных различиях в игрушках, одежде, занятиях. По наблюдением ряда исследователей, мальчики выбирают для игры машинки, игрушечные оружия, девочки – куклы, наряды для кукол или игрушки, связанные с домашним хозяйством.

С возрастом объем, и содержание первичной половой идентичности ребенка меняется. Психологическое самоопределение половой принадлежности начинается со второго года жизни и закрепляется к третьему году. К трем годам ребенок ясно различает пол окружающих его людей, однако может не знать, в чем заключается различие между ними. Например, многое дети уверены в том, что если надеть на мальчика платье, он становится девочкой. Они могут не понимать, что только мальчик может стать папой, а девочка – мамой, а также могут спросить у своего отца, кем тот был – мальчиком или девочкой, когда был маленький. Таким образом, трехлетний ребенок, хотя знает о своей половой принадлежности, но часто ассоциирует пол со случайными внешними признаками, вроде одежды и стрижки волос. Он допускает и возможность изменения пола.

И.В. Тельнюк тоже отмечает, что половая идентификация к концу дошкольного детства сформирована практически у всех детей, однако в ее основе чаще всего лежат внешние половые признаки. Более существенные половые признаки в большинстве случаев дети этого возраста не осознают. Однако как полагают некоторые авторы, завершение формирование половых позиций происходит лишь в юношеском возрасте.

Учитывая, это следует отметить, что половая идентификация заключается не только, в том, что дети следуют в своем поведении навязанным им полоролевым эталонам, но и в том, что у детей, например в возрасте 2-4 лет, выражено стремление к разглядыванию и ощупыванию своих половых органов, к сравнению половых признаков отца и матери, а затем (в возрасте 4-5 лет) у них появляется «половое любопытство», когда мальчики и девочки показывают свои половые органы.

Итак, на этапе раннего детства происходит первичная половая идентификация. Ребенок уже понимает то, что пол не изменяется с течением времени при смене одежды, рода занятия или других внешних признаков. Однако дети сравнительно мало обращают внимания на различие половых органов, когда им приходится решать, кто - мужчина и кто – женщина. Дети старше 4 лет не только правильно различают пол окружающих людей, но и хорошо знают, что в зависимости от пола к человеку предъявляются разные требования.

Так же дети стараются подражать родителям одного с ним пола. Л.К. Емельянова отмечает, что девочки, которые больше всего ценят в матери трудолюбие, честность, гуманизм, заботу о семье, вырабатывают у себя именно эти качества. Мальчики стараются подражать отцам в деловитости, смекалки, юморе, профессиональном мастерстве.

Идентификация у девочек с матерью имеет ряд особенностей:

а) большой возрастной период;

б) большая интенсивность процесса идентификации, т.е. девочка чаще выбирает роль матери, чем мальчик роль отца;

в) большая значимость для идентификации теплых эмоциональных и доверительных отношений с матерью;

г) большая зависимость идентификации от отношений между родителями (конфликты отрицательно сказываются на идентификации);

д) меньшее влияние девочек сестры, чем брата на идентификации мальчика.

Некоторые авторы (Ю.Е. Алешина и А.С. Волович; Дж. Стокард и М. Джонсон) полагают, что половая идентификация мальчиков проходит в более трудных условиях, чем таковая девочек. Среди препятствующих идентификации факторов называют большее время контакта матери с ребенком, чем отца, из-за чего отец выступает для ребенка менее привлекательным объектом. Вследствие этого первичным оказывается идентификация с материю, т.е. фемининная.

Таким образом, в дальнейшем своем развитии мальчику предстоит трудная задача: изменить первоначальную женскую идентификацию на мужскую. Однако большинство тех, с кем ребенок сталкивается в процессе своего воспитания, - опять женщины (воспитатели детского сада, врачи, учителя). Поэтому мальчики, гораздо меньше знают о поведении, соответствующем мужской половой роли, чем женской. Это приводит к тому, что мальчик вынужден строить свою половую идентичность преимущественно на негативном основании: не быть похожими на девочек, не участвовать в женских видах деятельности и т.д. Взрослые не столько поощряют «мужское» поведение, сколько осуждают «немужское» (например «тебе плакать стыдно, ты не девочка»). Это объясняет, почему у девочек полоролевая идентификация является не прерывным и менее конфликтным процессом, чем у мальчиков.

А.И. Захаровым установлено, что наиболее выраженная идентификация с родителем того или иного пола у мальчиков происходит в возрасте 5-7 лет, а у девочек в возрасте 3-8 лет. Успешность идентификации зависит от компетентности и престижности родителя того или иного пола в представлении детей, а также от наличия в семье идентичного их полу члена прародительской семьи.

По данным Ю.М. Набиуллиной (2001), неудовлетворенная потребность в общении с родителями своего пола приводит к идентификации с родителями другого пола. Для девочек атмосфера в семье является более благоприятной, чем для мальчиков, у которых чаще не удовлетворяется потребность в безопасности. Идентификация у девочек протекает успешнее: 43% девочек против 8% мальчиков имеют, высокую степень идентификации с родителями своего пола. У мальчиков чаще встречается неадекватная или нечеткая идентификация, связанная с отсутствием отца в семье. Мальчики, фактически с момента рождения, живущие без отца, ориентируются в мужских занятиях больше на воздействие с воображаемым отцом.

По данным А.Л. Козловой и Н.В. Поляшовой (2000), дети, воспитывающиеся в приютах, не отличаются по когнитивному и эмоциональному компонентам полоролевой идентичности от детей, воспитывающихся в благополучных семьях. Однако на поведенческом уровне ярко выраженное предпочтение поведения, типичного для своего пола, имеется только у девочек.

Исходя из этого, именно родители обладают идентификационными характеристиками, более всего побуждающими к идентификации: положительная эмоциональность, доброта и отзывчивость.

Так же на развитие полоролевой идентификации у дошкольников, оказывает информационное влияние, так как гендерные понятия формируются у детей под воздействием литературных произведений, кино и телевидения, кукольных театров. Полоролевые образы, появлявшиеся на Западе в 1970-1980-х гг., остаются устойчивыми, традиционными и соответствующими стереотипным ролям. Та же тенденция выявилась и при анализе книг для чтения в начале 1972 г., хотя после 1980 г. описания гендера в детских книгах несколько изменилась (в сторону большого равенства полов).

Аналогичные данные были получены и при анализе отечественных книг. И.С. Клецина и Н.Н. Оболенцева проанализировали иллюстрации детских книг и выявили, что общее количество изображений лиц мужского пола превышает количество изображений лиц женского пола в два раза. Мужчины и мальчики в основном представлены занимающимися инструментальной деятельностью, кроме того, они чаще, чем женщины и девочки, изображены в ситуациях отдыха, развлечений.

П. Краб и Д. Билавски проанализировали, с какими предметами изображали мужчин и женщин в американском детском журнале, издававшимся с 1937 по 1989 г. на протяжении 53 лет выявилась одинаковая тенденция: женщин в большинстве случаев рисовали с предметами домашней утвари, а мужчины – с орудиями труда.

Описание роли и занятий женщин в современной литературе и журналистике для взрослых не отличается от такового в детской литературе. Н. Ажгихина проанализировав литературно-художественные советские журналы 1970-1980-х гг., установила, что характерной чертой процессы является жалость к женщине, которую эмансипация лишила женственности и призывы вернуть женщину к ее «истинному предназначению». В последующие годы перестройки в литературных произведениях на место работницы и матери пришла хорошенькая домохозяйка или юная фотомодель «без комплексов».

Фотографии в прессе тоже по-разному отражают мужчин и женщин: у первых подчеркивается лицо (мужчины на них обычно изображаются от шеи и выше), а у вторых – тело. Это явления Арчер и его коллеги назвали фейсизмом. Как полагают авторы, такое изображение мужчин и женщин не случайно: голова и лицо является «центром душевной жизни», в них локализируется интеллект, личность, идентичность и характер, которые средства массовой информации ассоциируют с мужчинами, чем с женщинами. Это как отмечает Ш. Берн, согласуется с данными экспериментов, показавших, что акцентирование лица индивида приводит к тому, что испытуемые более высоко оценивают его ум, амбиции и внешность. Вносит свой вклад в гендерную стереотипизацию и телевидение. Н. Синьорелли провел анализ телевизионных программ, занимавших в течение 16 лет в эфире лучшее время. Семьдесят один процент появлявшихся на экране людей и 69% главных героев были мужчины. Тенденция к выравниванию появления мужчин и женщин проявилась за это время лишь незначительно. Женщины были моложе мужчин, обладали привлекательной внешностью и мягким характером; их чаще показывали дома, в кругу семьи или любовных сценах. Они же чаще оказывались в роли жертвы. Появлявшиеся на телеэкране мужчины, имели, как правило, уважаемую профессию либо выполняли специфически мужскую работу.

Рекламные ролики, показываемые на телевидение, продолжают эту традицию. При анализе изображения в рекламе потребителей и потребительниц, передаваемой по Британскому телевидению, А. Менстэд и К. Мак-Каллоч выявили, что мужчины чаще всего изображаются как рассуждающие и оценивающие товар, понимающие объективные причины его покупки, занимающие автономные роли и собирающиеся практически использовать приобретаемые предметы; женщины, напротив, - не как обсуждающие и оценивающие достоинства приобретаемого товара, а как движение субъективными причинами его приобретении, занимаемые зависимые и дополнительные роли и связанные с социально престижным и символическим значение покупаемых предметов.

На телевидение количество мужских персонажей постоянно превосходят количество женских персонажей в соотношение 3:1 во взрослых телепрограммах, и в соотношении 5:1 – в программах для детей. Женские персонажи выступают главным образом в романтических ролях. Лишь не многие успешно сочетают замужество с профессиональной деятельностью; работающие женские персонажи часто имеют профессии, связанные с низким статусом.

И.В. Грошев отмечает, что коммуникативное поведение женщины редко указывает на ее социальный статус, а интерпретируется, в первую очередь, с учетом сексуального восприятия. Реклама символически воспроизводит стереотипы «женственности» и «мужественности».

А. Юрчак, проанализировал отечественную рекламную продукцию, выделил два основных типа рекламных историй; романтические и семейные. В первых историях мужчина всегда профессионал, занят напряженным дело. Обычно напоминающий борьбу. Благодаря своим знаниям, уму, ловкости и смелости, он выходит из этой борьбы победителем. Женщина не только не принимает в ней участие, но просто отсутствует в тех местах рекламного ролика, где эта борьба происходит. «Настоящая женщина» в это время занята самоукрашением, ведь главным ценителем ее внешности является мужчина. Таким образом, все усилия женщины направлены на то, что бы ее заметили и оценили.

А.В. Петровский привел на страницах газеты «Известия» такой пример: «снимался научно – популярный фильм, посвященный взаимоотношению в семье. Он так и назывался: «... И счастья в личной жизни». Перед съемочной группой стояла задача выявить характер распределения обязанностей в семье. Конечно, можно было задавать напрямую вопросы, но психологи хорошо знают, что ответом на такие вопросы не очень-то можно доверять – нередко желаемое выдается за действительное. Тогда психологи, прибегли к помощи детей дошкольного возраста. В детском саду была предложена «игра». Ребятам дали множество цветных картинок, изображавших предметы домашнего обихода: кастрюли, телевизор, молоток, тарелки, кресло, магнитофон, мясорубка, иголки, газета, пылесос, сумка – «авоська» с продуктами, и просили их отобрать «папины картинки» и «мамины картинки». И сразу все стало ясно. Для папы многие, очень многие дети составляли «джентльменский набор»: телевизор, кресло, тахту и иногда – гвозди и молоток. Мамам оставалось все остальное: кастрюля, тарелки, пылесос, мясорубка, «авоська» и прочее. На экране этот отбор вещей выглядел впечатляюще. Но о каком семейном коллективе можно говорить, если отец после работы подремывает под телевизор с газетой на коленях, а мать отрабатывает свою вторую трудовую смену? Дети наблюдают это и делают выводы …»

В семейных историях деятельность женщины ограничена семьей. Она лечит, стирает, чистит раковину и газовую плиту, готовит вкусные блюда и с нетерпением ждет мужа. Муж же внутри семейного пространства пользуется трудом женщины, а бойцовские и профессиональные качества проявляет вне дома.

Таким образом, образ женщине подается как зависимый от мужчины, слабый, саморегулирующийся либо в домашних хлопотах, либо в обеспечении своей привлекательности. Мужчина же, как в отечественной, так и зарубежной рекламе, подается как лидер, сильный, агрессивный, подчиняющий себе других ради утверждения своего «Я».

Учитывая это, влияние средств массовой информации, и особенно телевидения, играет большую роль на формирования полоролевой идентификации у дошкольника. Чтение детьми книгу, в которых женщины в большинстве случаев изображаются с предметами домашней утвари, а мужчины – с орудием труда, приводит к усилению поло-типичного поведения в детских играх. По данным М. Кимбалл, у детей, которые смотрят телевизор, проявляется больше установок, соответствующих тендерным нормам, чем у их сверстников, которые не смотрят телевизор. В эксперименте Д. Рабл с коллегами ребенок меньше играл с нейтральной игрушкой после просмотра телевизионного ролика, где с нею играл ребенок противоположного пола.




С рекомендациями по воспитанию мальчиков и девочек в семье и тематические выставки для родителей по воспитанию мальчиков и девочек. Таблица 5. Перспективный план работы с родителями «Гендерное воспитание детей младшего дошкольного возраста» Месяц Форма работы с родителями Тема Тема «Гендерное воспитание. Что это такое?». Цель: Повышение педагогического мастерства и гендерной...

Личностные свойства и качества родителей и самих детей. В проведенном нами исследовании были рассмотрены следующие факторы формирования будущего семьянина: формирование у детей полноценных, эмоционально положительно окрашен­ных представлений о семье; осуществление педагогически грамотного полового воспитания детей. введение ребенка в азы семейной экономики; В первой части практической...

Усваиваться различные роли: семейные, половые, социальные. Нарушения половой идентичности также имеют своим источником детство индивида. В связи с этим вывод - половая идентификация есть процесс обретения половой идентичности, а ее особенности зависят от эмоциональных отношений между членами семьи. Для того, чтобы ребенок обрел адекватную половую идентичность, необходима программа полового...

© И.В. Зайцев, 2007

ФАКТОРЫ ПОЛИТИЧЕСКОЙ ИДЕНТИЧНОСТИ

И.В. Зайцев

Люди находятся в определенных позициях в зависимости от способа обращения к ним. Если о человеке говорят «депутат Государственной думы», то он становится связанным с конкретной идентичностью - «депутатом Государственной думы», с которой ассоциируются определенные ожидания в поведении. Выражаясь терминами социального конструк-ционизма, субъекты становятся позициями в дискурсе. Лакло и Муфф понимают субъект как «субъективную (подчиненную)» позицию в пределах дискурсивной структуры. Дискурсы всегда определяют субъектные позиции, которые люди занимают. Вместе с тем определенный дискурс никогда не сможет настолько укорениться, чтобы стать единственным дискурсом, структурирующим все социальное. Есть всегда несколько конфликтующих дискурсов, которые действуют одновременно. У Лакло и Муфф субъект фрагментирован, как бы поделен на части. Его позиция не устанавливается лишь одним способом и только одним дискурсом, а, скорее, ему предписывается много различных позиций различными дискурсами. Так, на выборах - субъект - «избиратель», в библиотеке, например, - «читатель», в семье, возможно, - «отец», «муж» и «сын». Часто эти изменения остаются незамеченными, и индивид не осознает, что занимает несколько субъектных позиций в течение одного дня. Но если конфликтующие дискурсы стремятся одновременно организовать одно и то же социальное пространство, то, соответственно, к индивидууму одновременно обращаются с относительно различных позиций. Например, в день выборов вопрос может состоять в том, какую субъектную позицию займет женщина - позицию феминистки, христианки, рабочей или матери. Может все эти возможности для нее покажутся привлекательными, но они указывают различные направления для голосования. В таких случаях субъект - сверхопределен. Это означает, что

он позиционирован одновременно конфликтующими дискурсами.

Посредством политической социализации человек идентифицирует себя с различными образами, созданными дискурсами, образами того, «кто он есть» и «кем ему себя считать». Субъект начинает осознавать себя как «человека политического», идентифицируя себя с кем-нибудь вне себя, то есть с представленными в дискурсе образами. Идентичность Лакан рассматривает как эквивалент идентификации с чем-либо. И это «что-либо» - позиции субъекта, которые человеку предлагают дискурсы. Лакан говорит о ключевых знаках, которые, в терминах Лакло и Муфф, являются узловыми точками идентичности. «Человек» является примером ключевого знака, и разные дискурсы предлагают различное содержание этого ключевого знака. Это происходит путем «связывания» знаков в цепочку эквивалентности, которая и устанавливает тождественность каждого знака в отдельности 1. Человек приобретает идентичность посредством такого позиционирования в дискурсах, содержащих организованную совокупность знаков, имеющих в центре узловую точку. Таким образом, мы помещаем личность в дискурс, а следовательно, и в политику, в результате чего он и приобретает свою политическую идентичность.

Таким образом, политическую идентичность можно определить как идентификацию человека с субъектной позиции в структуре дискурса. Политическая идентичность образуется дискурсивно посредством цепочек эквивалентности, в которых знаки сортируются и связываются в цепочки, в противоположность другим цепочкам. Эти цепочки определяют то, чем субъект является в политике и чем не является.

Теоретический анализ описанных идей лег в основу нашего исследования, объект которого - политическая идентичность как дискурсивная формация.

Предмет нашего исследования - факторы, влияющие на формирование политической дентичности.

В качестве основного метода исследования мы использовали разновидность дискурсивного анализа - критический дискурс-анализ, предложенный Фэркло и Уодоком. Критический дискурс-анализ в нашем исследовании представлен в модели лингвистических категорий, которая предоставляет средства для изучения особенностей структуры высказывания и, следовательно, для изучения взаимосвязи между психологическими процессами, лежащими в основе производства высказывания, структурой высказывания и пониманием высказывания.

В качестве исследовательского материала использовались свободные сочинения на тему «Я и политика». Структуру и содержание сочинений респондентам предлагалось определять самостоятельно. Единственное требование, которое предъявлялось к сочинениям, - это расшифровка используемых в работе понятий. Авторы сочинений - студенты очной и заочной форм обучения, в возрасте 19-35 лет. Для анализа были взяты 100 работ. Исследование не учитывало возрастных и гендерных различий.

На первом этапе исследования мы подошли к изучению содержания высказываний респондентов, описывающих сущность политики. Исследование употребляемых в самоо-писании существительных обеспечивает познание содержания высказываний, например, выделение и определение категорий используемых понятий.

Была предпринята попытка выделить все объяснения сущности политики. Их выявление включало определенную долю интерпретации. Рассмотрим несколько примеров:

(1) Для меня политика - это борьба за власть, это где-то далеко.

(2) Политика - одна из визитных карточек той или иной страны, одна из важнейших характеристик положения государства, потому что, в соответствии с ней строятся отношения других стран мирового сообщества.

(3) Политика - это не простое дело, чтобы построить карьеру на этом поприще, нужно очень хорошо разбираться в людях.

Объяснение сущности политики в примерах варьируется. В примере (1) политика

рассматривается как борьба за власть, с уточнением того, что она происходит вне электората. Выражение «где-то далеко» функционирует как объяснение отчужденности политики от автора. В примере (2) политика представляется в виде важнейшей характеристики государства. Объяснение важности автор вводит союзом «потому что», четко обозначающего причинную связь между положением государства и отношением к нему других стран. Наконец, в примере (3) автор представляет политику как профессиональную деятельность. С помощью союза «чтобы» вводится объяснение сложности этой деятельности для автора. Возможно, в данном случае сложность этой профессиональной деятельности связывается с умением разбираться в людях.

Важно отметить, что исследователями определения политики не давались заранее, определение сущности данного феномена респондентами давалось самостоятельно. Данные определения политики исследователями рассматривались как содержание индивидуального политического сознания, в котором выражается восприятие политики.

Затем анализ материалов включал в себя анализ причин, описывающих политику и политическую жизнь. Данные читались, перечитывались и затем давалась их интерпретация. При этом элементы текста (отрывки сочинений) сравнивались по содержанию и по форме для выявления сходств и различий в объяснениях сущности политики. Как отмечают Поттер и Уезерел, объяснения распознавались не столько по принципу «что было сказано в отрывке», сколько по принципу «как составлялись эти отрывки и к каким лингвистическим ресурсам обращались авторы сочи-нений»2.

Особое внимание уделялось двум аспектам объяснения. Первым аспектом было описание автором сущности самой политики, с учетом выделяемых субъектов-«носителей». Вторым аспектом была манера описания автором своей роли и участия в политике и политической жизни страны.

В результате анализа было выделено четыре типа идентичности.

Первый - «идентичность включенного типа». Объяснения с помощью данного репертуара строятся вокруг идеи о том, что любой

человек способен оказывать влияние на политику («политика создается личностью», «хочу подчеркнуть роль влияния личности на политику» и т. д.). Следует заметить, что авторы при этом не говорили о собственном влиянии на политику или о возможности такого влияния. Среди часто появляющихся при этом подходе языковых единиц следует выделить: личность, каждый из нас, любой человек, каждый человек, а также активные глаголы, такие как влиять, занимать (активную позицию).

Второй - «идентичность отчужденного типа» - характеризует политику как деятельность отдельных лиц (политиков). Авторы сочинений четко отделяют себя от политики. Приемом, с помощью которого авторы проводят грань между собой и политикой, является использование следующих выражений: «...это то, чем живут наши политики», «Я к ней не имею ни какого отношения» и т. п. Таким образом, авторы сочинений противопоставляют себя («далеких» от политики) и политиков (других людей, занимающихся политикой).

Другая важная характеристика этого типа заключается в идеи влияния политики на жизнь общества. Она выражена в таких языковых конструкциях, как «Политика влияет на нашу жизнь. Мы можем этого не замечать, но это так», «Политика влияет на нашу сознательную жизнь».

Третий - «идентичность конформистского типа». Объяснения посредством конформистского репертуара сводятся к тому, что политика - это борьба за власть, в которую включены все граждане. Роль граждан в борьбе за власть авторы объясняют их конституционным правом «выбирать и быть избранными». Именно участие в выборах авторы рассматривают как возможность своего «включения» в политическую жизнь. Объяснения конформистского репертуара авторы выстраивают с помощью языковых приемов, включающих следующие выражения: «...потому что вокруг них много суеты и все говорят об этом», «...все голосовали», «...многие считают», «все недовольны». Особенностью этого репертуара является то, что авторы не предоставляют собственных убеждений и точек зрений, подход основан на ориентации на мнение большинства («многие», «все»).

Четвертый - «идентичность идеалистического типа» - определяет политику как институциональное образование, вид профессиональной деятельности, «при желании доступный любому гражданину». Важная характеристика этого типа заключается в вере респондентов в возможность оказывать влияние на политику, определять перспективы развития общества и государства. Авторы сочинений говорят об интересе к общественно-политической жизни, отводя при этом себе субъектную роль. Степень личного участия в политической жизни авторы определяют лишь собственным желанием: «если я захочу, я смогу стать...», «в будущем, возможно, я стану политиком, если не потеряю к этому интерес» и т. д.

Дальнейший анализ исследовательского материала был посвящен изучению процесса, лежащего в основе производства высказываний и их структуре. Понятие процесса в свободных самоописаниях относится к синхроническим (ситуативным) и диахроническим проявлениям Я-концепции в различных социальных контекстах. Одним из способов изучения процессов в свободных самоописани-ях является классификация глаголов. Нами была выбрана классификация в соответствии с уровнем абстрактности глаголов. Мы составили словарь глаголов, которые были использованы респондентами в сочинениях в контексте описания собственного участия в политической жизни.

С помощью метода экспертной оценки мы построили модель, различающую степень абстрактности выражаемых действий. В роли экспертов выступили преподаватели кафедры русского языка Волгоградского государственного университета, которые оценили глаголы из составленного нами словаря по степени абстрактности выражаемых действий по шкале от 1 до 10.

На втором этапе исследования задача состояла в том, чтобы выявить влияние типа политической идентичности и эмоционального отношения респондентов к политике на уровень абстрактности описания этого феномена.

Тип идентичности и эмоциональное отношение являются независимыми переменными, выраженными в неметрической (номинативной) шкале. Выявленный уровень абстрактности - метрическая зависимая переменная. В ре-

зультате многофакторного дисперсионного анализа мы получили следующие результаты.

Низкий уровень абстрактности описаний характерен для идентичности включенного типа с отрицательной эмоциональной оценкой политики и политических событий. Описание сущности политики при этом предельно конкретны и событийны. Следует заметить, что при включенном типе описания политики с нейтральной эмоциональной оценкой уровень абстрактности этих описаний увеличивается до отметки среднего уровня. Идентичности конформистского типа свойственен средний уровень абстрактности описания политики и при отрицательном и при нейтральном оценивании политической жизни. Идентичность отчужденного типа демонстрирует высокую степень абстрактности описания сущности политики при отрицательном оценивании политических событий, при нейтральной оценке абстрактность описаний снижается до среднего уровня. Наконец, самый высокий уровень абстрактности описаний демонстрируют респонденты с идентичностью идеалистического типа и положительном оценивании этого феномена политики.

Таким образом, нами было выделено четыре типа политической идентичности и присущие этим типам уровни абстрактности описания и объяснения феномена политики.

Поскольку в результате теоретического анализа мы определили, что идентичность формируется дискурсивно, то есть определяется другими знаками и связана с системой значений этих знаков, образующих структуру дискурса, третий этап исследования был посвящен выявлению факторов, оказывающих влияние на формирование политической идентичности. Для решения этой задачи, на основе уже полученного исследовательского материала мы разработали опросник, который включал в себя набор утверждений, сформулированных, опираясь на выявленную специфику идентичности того или иного типа и утверждения, позволяющих выявить отношение респондента к значениям отдельных знаков, составляющих структуру политического дискурса.

В исследовании приняло участие 200 человек, 100 из которых составляли люди, профессиональная деятельность которых связана с политикой (помощники депутатов, консуль-

танты комитетов Волгоградской областной думы, специалисты исполнительных комитетов региональных отделений партий КПРФ, ЛДПР и «Единая Россия», специалисты аппарата главы администрации г. Волгограда, члены молодежного Парламента Волгоградской области, руководители ВРОО «Союз молодых коммунистов» и ВРОПО «Молодая гвардия»), и 100 человек из числа людей, не занимающихся политикой на профессиональном уровне. Перед настоящим исследованием не стояла задача выявить особенности в структуре дискурса, которая оказывает влияние на формирование идентичности того или иного типа у представителей различных социальных групп.

В результате дисперсионного анализа мы выявили влияние независимых переменных, представляющих собой знаки, составляющие структуру политического дискурса (оценка политического курса, доверие политикам, отношение к политике, количество информации, отношение к политическим новостям, участие в выборах, ожидания, управление жизнью, удовлетворенность качеством жизни, отношение к реформам, приверженность политическим силам, адаптация к реформам, доступность политических систем, роль органов власти в жизни граждан, осведомленность о функциях власти) на идентификацию, выявленных нами в ходе исследования типов (включенный, отчужденный, конформистский, идеалистический).

В ходе решения этой исследовательской задачи мы получили следующие результаты, представленные в таблице.

Таблица показывает степень влияния факторов на тип политической идентичности, выраженный в р-уровне значимости. Факторы (№ 4, 7, 9, 10, 11, 12, 14), р-уровень, значимости которых < 0,005 и которые оказывают влияние более чем на один тип политической идентичности, являются общими. В политическом дискурсе они формируют основу типа идентичности. Факторы (№ 3, 6, 8, 13), оказывающие влияние только на один тип идентичности, - специфические, определяющие особенности данного типа политической идентичности. В таблице представлены факторы (№ 1, 2, 5, 15), ^-уровень, значимости которых > 0,005, что свидетельствует об их

низкой статистической значимости в данном исследовании. Однако их роль нельзя не учитывать, поскольку при многофакторном изучении влияния независимых переменных на тип идентичности мы выявили парные сочетания факторов, р-уровень значимости влияния которых < 0,005, что говорит о их существенном влиянии на формирование особенностей политической идентичности.

Итак, в результате решения исследовательских задач мы выявили следующее.

Идентичность включенного типа определяется влиянием таких факторов, как количество информации, участие в выборах, ожидания, отношение к реформам, приверженность политическим силам, адаптация к реформам и роль органов политической власти в жизни граждан. Статистически значимыми, оказывающими влияние на формирование данного типа идентичности, стали сочетания следующих факторов: факторы доступности политических систем и осведомленность

о функциях власти во взаимодействии с фактором роли органов власти в жизни граждан. Это говорит о том, что значение этих перемен-

ных само по себе не представляет ценности и лишь в сочетании с фактором роли органов власти приобретает актуальность, оказывая влияние на конструируемую идентичность.

На формирование идентичности отчужденного типа оказывают влияние такие переменные, как отношение к политике, количество информации, ожидания, удовлетворенность качеством жизни, приверженность политическим силам, адаптация к реформам. Влияние оказывают и следующие сочетания факторов: доверие политикам и отношение к политике; управление жизнью и удовлетворенность качеством жизни; адаптация к реформам и доступность политических систем.

Идентичность конформистского типа формируется в дискурсе, в структуре которого актуальность приобретают значения следующих факторов: ожидания, управление жизнью, роль органов власти в жизни граждан. И сочетание факторов: отношение к политическим новостям и участие в выборах; отношение к реформам и приверженность политическим силам; оценка политического курса и доверие политикам.

Факторы политической идентичности

№ п/п Фактор Идентичность включенного типа Идентичность отчужденного типа Идентичность конформист-ского типа Идентичность идеа-листическо-го типа

1 Оценка политического курса - - - -

2 Доверие политикам - - - -

3 Отношение к политике - 0,002 - -

4 Количество информации 0,003 0,002 - -

5 Отношение к политическим новостям - - - -

6 Участие в выборах 0,005 - - -

7 Ожидания 0,001 0,001 0,001 -

8 Управление жизнью - - 0,002 -

9 Удовлетворенность качеством жизни - 0,002 - 0,004

10 Отношение к реформам 0,003 - - 0,001

11 Приверженность политическим силам 0,002 0,003 - 0,002

12 Адаптация к реформам 0,004 0,003 - -

13 Доступность политических систем - - - 0,005

14 Роль органов власти в жизни граждан 0,001 - 0,001 -

15 Осведомленность о функциях власти - - - -

Наконец, идентичность идеалистического типа образует влияние факторов: удовлетворенность качеством жизни, отношение к реформам, приверженность политическим силам, доступность политических систем и сочетание факторов: количество информации и оценка политического курса; оценка политического курса и доверие политикам; приверженность политическим силам и адаптация к реформам.

Таким образом, мы выявили факторы, оказывающие влияние на формирование политической идентичности. Включая эти факторы в структуру дискурса и придавая им зна-

чение, возможно оказывать влияние на формирование типа политической идентичности, что является актуальной задачей в современной ситуации политической отчужденности значительного числа российских граждан.

ПРИМЕЧАНИЯ

1 Laclua E. and Mouff C. Hegemony and Social Strategy. Towards a Radical Democratic Politics. L.: Verso, 1985. Р. 127.

2 Potter J., Wetherell M. Discourse and social psychology: Beyond attitudes and behaviour. L.: Sage, 1987. Р. 160.


© 2024
colybel.ru - О груди. Заболевания груди, пластическая хирургия, увеличение груди